— Перевозка рабов в Новый Свет длилась два месяца. За это время треть из нас умерла от невыносимых условий. Мы несколько раз поднимали бунт, но всякий раз он был жестоко подавлен. Самое же страшное во всем этом было то, что матросы тайком пробирались под палубу, чтобы насиловать наших женщин. Конечно, это было строго запрещено, но что с того? Однажды один из этих подонков попытался поиздеваться над моей сестрой. Я задушил его своей цепью, а труп отшвырнул в проход. Они так и не узнали, кто это сделал. Не убивать же весь живой товар!
В конце концов мы причалили в Гаване, портовом городе на Кубе, где нас купил Сансер, торговец невольниками. Он обходился с нами по-божески: давал еду и питье, но все для того, чтобы мы набрались сил. И вот пришел день, когда нас с сестрой продали одному неотесанному мужлану. Он был хозяином табачной плантации. И он сразу положил глаз на мою сестру. Я тут же смекнул, что не в качестве служанки или другой рабочей силы она ему нужна. Я должен был защитить нашу честь…
Остров, на который нас привезли, был, наверное, райским уголком для христиан. Но прием, который христиане оказали нам там, был не что иное, как их ад. Как только мы высадились на берег, нам сразу выжгли клейма хозяина: ТК. Томас Коллинкорт — так звали эту свинью. В тот же день он изнасиловал мою сестру. И я его за это убил. Я…
— Стой! — Вопль Витуса был похож на стон. Он вскочил и впился в исполина: — Как? Как звали того человека?
— Томас Коллинкорт? А что?
— Не может быть! А остров?
— Роанок-Айленд. Чего это ты так взбеленился?
— Роанок-Айленд! — Витуса трясло. — Ты был на Роанок-Айленде? Боже! Боже! — Витус опустился на пол, ноги его не держали. Он боялся задать последний, решающий вопрос, но усилием воли принудил себя. — Окумба, я сейчас спрошу тебя о том, что мне дороже жизни. Ты не встречал на острове молодую женщину по имени Арлетта?
— Арлетта? А как же! — Исполин казался нимало не смущенным. — Белая женщина. Родственница этой свиньи Томаса Коллинкорта. Но в противоположность ему она хороший человек. Да, такой она была.
Окумба закатил глаза, а потом уставился на Витуса, потрясенный открытием:
— И ты ее знаешь! Ведь ты ее…
Витус не узнал свой собственный голос:
— Да, я ее знаю… И я ее… люблю. Знаешь, что с ней стало? Где она? Все еще на Роаноке? — Его слова опережали полет мысли. — Я должен ее найти! Должен! Только ради нее мы с друзьями вынесли немилосердные превратности последних месяцев. Где она? Где?!
Перед таким натиском чувств Окумба отступил. Он миролюбиво поднял руку:
— Я не знаю, где она. Клянусь тебе, не знаю. Могу только рассказать, что мы вместе пережили.
Магистр, как всегда трезвый и практичный, взял инициативу в свои руки:
— Витус, самое разумное сейчас выслушать все по порядку. Пусть Окумба расскажет. Час сюда, минута туда погоды не сделают.
— Ладно. — Витус с трудом взял себя в руки.
Окумба тоже собрался.
— Мне нелегко говорить о событиях тех дней. Все еще так свежо в памяти, будто было вчера… Я уже сказал, что Томас Коллинкорт, эта свинья, изнасиловал мою сестру. Я настиг его, когда он, пыхтя и отдуваясь, ворочался на ней, всаживая в нее свой мерзкий белый конец. Я прихватил на кухне нож, большой и острый. И так же, как он это делал, всадил ему в спину. И тут открылась дверь и появилась медноволосая женщина. Это была Арлетта, но тогда я этого еще не знал. В руках у нее был пистолет — оружие, про которое я понял, что оно действует так же, как мушкет. Я испугался до смерти, а она что-то говорила, чего я не мог уразуметь. Но был уверен, что она хочет меня убить.
— Когда это было? — чуть дыша, спросил Витус.
— В месяце, который вы называете июнь. В прошлом году.
Витус кивнул. К этому времени Арлетта должна была уже провести довольно много бессчетных дней на острове у дяди, Томаса Коллинкорта. О своем родстве с этим человеком Витус решил умолчать. Он его никогда не видел, и его смерть мало трогала молодого человека.
— Что было дальше?
— Она не убила меня, а дала знак, чтобы я скинул мертвое тело Томаса с моей сестры. Что я и сделал. А в этот момент в дом ворвались индейцы.
— Индейцы? Какие такие индейцы?