Загадочная птица

Взяв папку в руки, я уже знал, что ответов на мои вопросы там нет. Слишком тонкая. Мне даже показалось, она вообще пустая. Но я ошибся. Ханс Майклз проделал кое-какую работу. И результатом стал один-единственный лист. Нет, не текст. Никаких ссылок, дат и прочего. А всего лишь простой карандашный набросок женского лица.

Я принес рисунок в гостиную и рассмотрел при ярком свете. Молодая женщина, не красавица, но приметная. Главным образом глазами, которые притягивали к себе и не отпускали. Именно эти изумительные вдумчивые глаза необыкновенной глубины делали лицо запоминающимся, а какое-то сокровенное знание — грустным.

— Это работа Ханса, не сомневаюсь, — произнесла хозяйка. — Он хорошо рисовал. Часто делал эскизы, когда хотел что-нибудь как следует запомнить.

— Вы знаете, кто это? — спросил я.

— Вы хотите сказать, не из наших ли она знакомых? Нет. Я думаю, эта женщина из другой эпохи. Скорее всего Ханс нашел ее в какой-нибудь старой книге и срисовал.

— Кто же она?

— А вот это вам придется выяснить.

Вскоре я стал прощаться. Рисунок, разумеется, она мне взять не позволила. Я посмотрел на него в последний раз, сознавая, что ни на йоту не продвинулся к цели. Направляясь к мотоциклу, подумал, что все это немного похоже на историю моего дедушки.

Однажды в школе моему деду достался перевод с латинского. Текст был не сложный, отрывок из трактата одного римского историка, где перечислялось, какую дань получил некий римский военачальник от какого-то африканского правителя. Список даров, традиционный для того времени: золото, серебро, пряности, драгоценные камни, слоновая кость, мечи и… павлины. Вот это последнее слово заставило моего деда задержаться и задуматься. Он знал, что pavus переводится как павлин, но уже тогда, будучи довольно сведущим в орнитологии, также твердо знал, что никаких павлинов в Африке нет. Синие павлины водятся в Индии и зеленые — на острове Ява. Но не в Африке.

Странно, но дедушке не пришло почему-то в голову, что историк мог ошибиться или что-то напутал переписчик. Нет, мысль о возможности обитания павлинов в Африке застряла у него в голове. Он помнил об этих павлинах, когда стал аспирантом и работал в Центральной Америке, изучая пуэрто-риканского ночного ястреба, и два года спустя в Африке, выслеживая редкого рыбного филина. Он ни с кем не делился своими подозрениями, что где-то в Африке есть неведомые науке павлины, пока в 1913 году американец Джеймс Чапин не нашел в джунглях у реки Конго одно-единственное павлинье перо. Вот тогда-то у моего дедушки и возникла эта навязчивая идея.

До дома я добрался, когда уже начало темнеть. Опять шел дождь. В мое отсутствие мастер, которого я вызвал, забил досками дыру во входной двери, приведя ее в относительный порядок. В комнате Кати горел свет, в прихожей было тепло и уютно. Весь день я провел в разных библиотеках, и в моей сумке лежала стопка книг. Ее вес наполнял меня радостным предчувствием, когда я задвигал шторы в своей комнате.

Около семи часов в дверь постучали. Это была Катя. Она не вошла, лишь сунула в дверной проем голову и плечи и улыбнулась. Вчерашнее общение не прошло даром. У нас установились доверительные отношения.

— Решила вам показать, — произнесла она. — Вот, взяла в университетской библиотеке.

Это была биография Джозефа Банкса, в твердом переплете.

— Он симпатяга, этот ваш Джозеф Банкс, — сказала она. — Интересный человек. Мне вообще нравится разгадывать тайны.

Я приподнял книгу, которую сейчас читал, и улыбнулся. Тоже биография Банкса, но написанная другим автором.

— Давайте сядем и сравним факты?

Она улыбнулась в ответ.

— Сейчас мне некогда, а позднее обязательно сядем и сравним. С удовольствием. Мне не нравится, что ваш приятель Андерсон все разнюхает сам.

Через час с лишним снова пришлось отвлечься. В дверь позвонили. Пока я спускался, позвонили снова. И долго. Увидеть, кто там, возможности не было — вместо стекла там сейчас были доски, — так что я просто распахнул дверь. Передо мной стояла Габриэлла и улыбалась.

Банкс был восхищен своим открытием. Рисунки девушки его изумили. Он с юности привык делать эскизы всех образцов, какие собирал. Это стало частью профессии. Но его рисунки не шли ни в какое сравнение с тем, что он увидел в ее альбоме. И не только по художественным достоинствам — чистота линии, качество рисунка и прочее, — но и с научной точки зрения. Она была наблюдательнее и точнее в деталях. Каждый цветок и листик он видел как бы заново, словно когда-то познанный и забытый.

Благодаря ей дни Банкса перед отбытием из Ревсби были наполнены вспыхнувшей страстью к растениям. Даже самые знакомые пленяли своей необыкновенной красотой. Он уже знал, что, находясь за много тысяч миль отсюда, под тропическим небом, будет жить воспоминаниями о лесах, окружающих его дом. И эти воспоминания всегда останутся свежими.