Загадочная птица

Она даже не слышала, как он вышел. О его отсутствии узнала, когда начала готовиться ко сну. Постучала в дверь кабинета и, когда отец не отозвался, испугалась, что он опять напился и спит. Шагнула в кабинет, а его там не было. В комнате стоял густой запах бренди, а на столе лежал лист бумаги, на котором он успел написать лишь ее имя. Через три часа отца принесли добрые люди и уложили в кровать наверху.

— Как видите, — промолвила она, опершись на руку Банкса чуть сильнее, — во всем виновата я. Так что теперь мне бояться нечего. Вряд ли что-либо может ранить больнее.

Они шли молча. Тени удлинились, но солнце по-прежнему пригревало. Она вдруг обнаружила, что чувствует себя почти счастливой. Ведь невозможно было даже представить, что она когда-нибудь станет прогуливаться с ним под руку и рассказывать об этом. Однако ее рассказ достиг места, которое нельзя было обойти. Она напряженно ждала, когда Банкс заговорит, попросит ее продолжить.

— Итак, — произнес он через силу, — после того, как ваш отец умер…

— Да, — подхватила она, — у меня больше не было никакой возможности.

И снова замолчала.

В его голове кружили мысли, спорили голоса. Одни требовали спрашивать дальше, другие запрещали, одни побуждали говорить, другие молчать.

— И что?

— Не было денег на похороны. За все заплатил он, ведь все наше имущество принадлежало ему.

— Он сделал вас…

Она дернула его руку так, что они резко остановились у двери церкви. Затем повернула лицом к себе, заставляя смотреть в глаза.

— Нет. Если бы у меня был выбор, Понсонби согласился бы на любое мое решение. Но у меня его не было. Ничего не было. Молодая женщина без денег, без положения, не годная в служанки, не годная, чтобы учить детей в благородных семьях, потому что никто ей этого не доверит. Женщина, которая встречалась в лесу с мужчиной и каждый день улыбающаяся возвращалась домой. Вы поняли? Он никем меня не сделал. Ему это было не нужно. Я послала за ним. Поставила условие, что стану жить под другой фамилией, чтобы избежать презрительных взглядов и замечаний от тех, кто знал моего отца.

Опустив руку ему на запястье, она не позволяла отвернуться и смотрела глазами, полными огня.

— Он был со мной нежен. Старался, чтобы мне было хорошо. Его требования никогда не были чрезмерными. Никогда не упоминал о моей нищете, о том, что я его должница. Никогда не использовал это, чтобы меня унизить. Напротив, пытался сделать счастливой. И я соглашалась, потому что это было все, чем я могла ему отплатить.

Она по-прежнему смотрела на Банкса, словно прожигая взглядом. Он никогда не видел глаз таких зеленых, таких ярких. Никогда не видел глаз таких сияющих, как у нее.

Она видела на его лице борьбу, видела, что он собирается что-то сказать, и напряглась. Из кустов вылетел дрозд и с криком пролетел мимо.

— Позвольте увезти вас отсюда, — хрипло проговорил Банкс и повторил фразу более настойчиво: — У вас теперь есть выбор. — Неожиданно он улыбнулся. — Клянусь, я буду просить вас лишь о том, чтобы вы побеседовали со мной иногда о лишайниках. И чтобы вы рисовали каждый день, пока ваши рисунки не потрясут мир.

Она слушала его и ощущала, как по телу разливается необыкновенная теплота. Густая и насыщенная, заставляющая поежиться. Неистовое влечение, тяга к творчеству, о которой она пыталась забыть, вновь ожила. Она знала, что так не бывает, ничто не дается даром, но была согласна заплатить любую цену, лишь бы вновь оказаться живой. Чудесным образом воскреснуть.

10 Мы продолжаем поиски

Часто бывает — ищешь одно, а находишь другое. Банально, не правда ли? Однако верно. Вот и мы — искали птицу, а нашли рисунок неизвестной женщины с поразительными глазами. Следующие несколько дней пытались докопаться, кто она такая. Начали с Национальной портретной галереи, где собраны все замечательные лица той эпохи. Вопреки ожиданиям поиск занял не так много времени. В залах восемнадцатого века мужских портретов было гораздо больше, чем женских, и через час выяснилось, что «нашей женщины» среди них нет. Мы прошлись еще раз, решив внимательнее присмотреться к мужчинам — на всякий случай; шутили, смеялись, пока наконец не остановились у портрета Джозефа Банкса кисти Рейнолдса. Посетители равнодушно следовали мимо, а мы стояли и внимательно смотрели.

Портрет был просто великолепный. Молодой человек, недавно вернувшийся из большого путешествия. Он сидит в своем кабинете за столом, заваленным бумагами, слегка повернут в сторону художника. Выражение лица кажется поначалу серьезным, но, присмотревшись, вы начинаете замечать на его губах улыбку. То же самое и с глазами. Взгляд вроде безразличный, но через какое-то время в его глазах вдруг обнаруживаются веселые искорки. И становится ясно: это фасад серьезный, а из-за него выглядывает смеющийся молодой человек. Из всех персон, изображенных на портретах вокруг, Банкс выглядел наиболее живым.