Загадочная птица

— А можно, чтобы я просто рисовала лишайники?

— Конечно. Будешь путешествовать со мной по миру и рисовать собранные образцы. Мы с тобой удивим мир потрясающей коллекцией.

— Женщина на корабле?

— Я наряжу тебя юношей.

— Лишь ради моих рисунков? — Она приблизила лицо к его лицу и легонько провела губами по шее.

— Хм, очевидно, и не только ради них.

Улыбаясь, Банкс рывком притянул ее к себе и стал покрывать лицо поцелуями.

Когда февраль подступил совсем близко, а снег начал уступать воде, поездки Банкса стали медленнее и не так поднимали настроение. Время их как бы предупреждало: до отплытия корабля «Резолюция» осталось всего четыре месяца.

Встречи становились все более бурными, а расставания — мучительными. Они не желали думать, что все заканчивается, но помнили каждый день. Это не настраивало на шутливый лад. Даже когда они вместе чему-то смеялись, в этом чудилась какая-то нервозность, отчаяние, желание ухватиться за момент и держать его, сколько можно. Вместо прогулок они предпочитали сидеть тихо рядом, непрерывно касаясь друг друга.

И вот однажды, когда они лежали ночью в постели, а комнату освещал лишь огонь в камине, Банкс сказал:

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Ее голова покоилась на его груди. Она, вероятно, спала, но при этих словах пошевелилась и посмотрела ему в глаза. Сзади в камине слабо потрескивали поленья. Он ожидал смеха, каких-то шуток, а мисс Браун очень долго молчала, затем наконец, словно через силу, произнесла:

— Но это невозможно.

— Возможно! — С неожиданной энергией Банкс схватил ее за плечи. — У де Коммерсона[9] получилось. Его возлюбленная путешествовала с ним по миру, одетая пажом. Она видела страны Ост-Индии, Китай, Индию, удивительные, чудесные места!

— Но люди знали, кто она такая. — Ее голос звучал спокойно. — Эту женщину потом разоблачили.

— Ты могла бы подняться на борт корабля на Мадейре, — продолжил Банкс. — Там никто за тобой пристально наблюдать не будет. Я скажу Куку, что один из моих рисовальщиков ждет на Мадейре. Вот и все.

— Джозеф! Разве может женщина на корабле притвориться мужчиной? Там же все…

— На сей раз для моей группы выделят больше места. Об этом уже есть договоренность. Я потребую еще каюту, рядом со своей. Они не откажут.

Мисс Браун отвернулась, пытаясь представить себя подстриженную, втиснутую в тесный сюртук.

— Только подумай! — воскликнул он. — Ты своими глазами увидишь океаны и тропические леса, все, о чем мы говорили, своими собственными глазами. Побываешь со мной в землях, еще не нанесенных на карту, посмотришь в ночном небе на созвездие Южного Креста. Сможешь подставить лицо ветру, дующему из Антарктики, когда мы станем огибать мыс Доброй Надежды. Увидишь сама все, что воображала! Подумай об этом! Подумай, как это будет прекрасно!

Она сознавала, что подобное невероятно, что это просто безумие, рожденное долгими вечерами под зимними звездами. И все же свет от камина трансформировал его слова в яркие образы, а мечты, хранящиеся в самой-самой глубине, вдруг оказались на мгновение так близко, что их можно было потрогать руками. Ради этого она бы рискнула очень многим. И ради того, чтобы быть с ним. Хотя мисс Браун знала, что рано или поздно его потеряет.

Через неделю на оживленный постоялый двор Белл-Пост, заставленный почтовыми каретами, вкатил экипаж. Это было на середине пути между Лондоном и Батом. Экипаж ничем не примечательный, постоялый двор тоже, и слуга, который выскочил, чтобы помочь выйти прибывшим, был без ливреи. Из экипажа вышли двое, одетые скромно, но дорого. Наверное, мелкопоместные дворяне, подумал хозяин, приветствуя их и препровождая в отдельный номер. Его больше интересовала одежда гостей, чем лица, и потому он не заметил, с какой заботой относился тот, кто повыше, к другому, щуплому и бледному. Прислуживающая им женщина ко второму вовсе не приглядывалась. Ее внимание было обращено на крупного мужчину, красивого, с благородными манерами. Будь она внимательнее, то наверняка подивилась бы хрупкости сложения его спутника. Мальчику из паба, ринувшемуся придержать для них дверь, вообще заметить что-либо странное было мудрено. Сколько разных путников проходили мимо него каждый день. Однако он долго помнил сияющую золотую монету, которую тот, что повыше, прижал к его ладони.

И никто особо не озаботился, когда на утро экипаж отъехал, повернув к Лондону. То есть в ту сторону, откуда прибыл.