Следуя его указаниям, я занял пост возле этой обитой сукном двери, тщетно пытаясь понять, что скрывается за его поручением. Чего ради мне надо стоять тут на страже? Я задумчиво поглядывал на тянущийся от двери коридор. И тогда у меня возникла одна идея. В этом коридоре находились комнаты остальных членов семьи, за исключением Синтии Мэрдок. Возможно, дело именно в этом. Надо ли мне будет доложить потом, кто входил сюда или выходил отсюда? Я честно стоял на посту. Время шло. Никто не появлялся. Ничего не происходило.
Только минут через двадцать ко мне присоединился Пуаро.
– Вы никуда не отходили?
– Нет, я торчал здесь, как столб. Ничего не произошло.
– Вот как! – Я не понял, доволен он или разочарован. – Значит, вы совсем ничего не видели?
– Нет.
– Но, возможно, вы что-то слышали? Какой-то глухой шум или грохот, к примеру,
– Нет, ничего подобного.
– Возможно ли? Ах, как досадно получилось! Я, знаете ли, оказался на редкость неуклюжим. Просто случайная небрежность… – Я с трудом представлял, что Пуаро может быть небрежным случайно. – Как-то неосторожно взмахнул левой рукой, а прикроватный столик вдруг перевернулся!
Он выглядел очень подавленным и по-детски огорченным, и я поспешил утешить его.
– Не расстраивайтесь, дружище. Пустяки! Вы слишком разволновались после триумфа в гостиной. Признаться, вам удалось удивить всех нас. Должно быть, не все так просто, как мы думали, в связи Инглторпа с этой миссис Рэйкс, раз он так упорно отмалчивался… Каковы дальнейшие планы? А где, кстати, наши ищейки из Скотленд-Ярда?
– Отправились допрашивать слуг. Я предоставил им все наши доказательства. Хотя Джепп разочаровал меня. Он действует бессистемно!
– Привет! А вот и доктор Бауэрштайн. По-моему, вы правы насчет этого типа, Пуаро. Мне он тоже не нравится.
– Он умен, – задумчиво заметил бельгиец.
– О да, чертовски умен! Должен сказать, я позлорадствовал, увидев его во вторник в ужасном состоянии. Вы не представляете, какое это было зрелище! – и я описал злосчастное падение доктора. – Он выглядел как настоящее пугало! Весь в грязи с ног до головы.
– Значит, вы видели его тогда?
– Еще бы. Конечно, он не хотел заходить… это случилось как раз после ужина… но мистер Инглторп настоял.
– Что? – возмущенно воскликнул Пуаро, схватив меня за плечи. – Разве Бауэрштайн побывал здесь во вторник вечером? В этом доме? И вы даже не упомянули мне об этом? Ну почему же вы не сказали мне? Почему? Почему?
Казалось, что он пришел в безумное отчаяние.
– Но, дорогой мой Пуаро, – запротестовал я, – мне и в голову не пришло, что это может заинтересовать вас. Я не думал, что такой пустяк стоит вашего внимания.
– Пустяк?.. Да это же имеет важнейшее значение! Итак, наш доктор побывал здесь во вторник вечером… и в ночь убийства. Гастингс, неужели вы не понимаете? Это же меняет все… все!
Мне еще не приходилось видеть его таким расстроенным. Отцепившись от меня, он машинально переставил пару подсвечников, продолжая бормотать себе под нос:
– Да, это меняет все дело… меняет все…
Внезапно он, видимо, принял какое-то решение.
–
Узнав, что Джон в курительной комнате, он направился прямиком туда.
– Мистер Кавендиш, у меня появилось важное дело в Тэдминстере. Новая улика. Могу я воспользоваться вашим автомобилем?
– Да, пожалуйста. Вы хотите ехать прямо сейчас?
– Если позволите.
Джон позвонил в колокольчик и приказал вывести машину. Через десять минут мы уже выехали из парка и мчались по шоссе к Тэдминстеру.
– Простите, Пуаро, – смиренно произнес я, – может, вы объясните мне, почему это так важно?
– В общем,
– Верно, выходит так, – согласился я.
У меня сразу отлегло от сердца. Значит, с Мэри Кавендиш определенно снято подозрение.