Джон Хоскин, живший в Сан-Франциско, был женат. Супруга его была красавица, и он очень любил ее. Весной 1871года миссис Хоскин отправилась на восток, в город Спрингфилд, в Иллинойсе, чтобы навестить родственников. Но вот беда – через неделю после приезда она скоропостижно скончалась от болезни сердца. Во всяком случае, эту причину озвучил тамошний доктор. Супруга тотчас известили о потере, а он телеграфировал, чтобы тело жены отправили в Сан-Франциско. Тело поместили в цинковый гроб. По прибытии к месту назначения его вскрыли. Женщина лежала на правом боку, ноги слегка согнуты в коленях, левая рука на груди, а правая – с ладонью под щекой. Поза совершенно естественная – так часто спят дети, в такой позе обычно спала и покойная. Потому в письме, отправленном в Спрингфилд, мистер Хоскин совершенно искренне благодарил родственников за столь бережное отношение к его жене. В ответ он получил письмо от мистера Мартина Л. Уитни, отца покойной супруги. Тот утверждал, что в гроб его дочь положили совершенно обычным образом: она лежала на спине с руками, вытянутыми вдоль тела.
Тем временем гроб с телом покойной поместили в морг при кладбище, пока не будет готов склеп, в котором супруг хотел похоронить жену.
Все, что удалось узнать, чрезвычайно взволновало мистера Хоскина. Он, разумеется, обратил внимание и на совершенно естественную позу супруги, и на то, как безмятежно она лежала. Это исключало, что она находилась в коме, а потом очнулась и умерла от удушья. А потому мистер Хоскин горячо настаивал на том, что любимая жена его стала жертвой некомпетентности врачей и безрассудной поспешности.
Под воздействием указанных эмоций он вновь написал мистеру Уитни и со всей страстью излил на него свой ужас, горе и отчаяние.
Через несколько дней гроб решили открыть снова: появилась версия, что в дороге его могли вскрыть с целью грабежа. Последним обстоятельством действительно можно было объяснить изменения в положении тела. Ведь, в самом деле, самостоятельно повернуться в узком гробу почти невозможно.
Крышку сняли. Но это только умножило смятение и вызвало новый приступ ужаса: тело теперь лежало на
Живой человек так лежать не мог. На лице покойницы застыла маска боли и страдания. Правда, обнаружили, дорогие кольца на пальцах и другие украшения никто не снимал – все было на месте. Что касается мистера Хоскина, то он не смог совладать со своими эмоциями. К ним теперь еще добавилось и раскаяние, ведь он обидел многих. В общем, он сошел с ума. Его поместили в сумасшедший дом, где спустя несколько лет несчастный скончался.
Вызвали эскулапа – авторитетного судебного медика, чтобы тот осмотрел тело женщины и раскрыл-таки ее тайну. Он проделал все необходимые процедуры и пришел к однозначному выводу: женщина мертва. Никаких сомнений быть не может. Крышку водрузили на место. В третий и в последний раз.
– Разумеется, она мертва, – заявил врач. – Более того, мертва давно. У нее извлекли внутренности, а тело забальзамировали еще в Спрингфилде, перед отправкой в Сан-Франциско.
Загадка Чарльза Фаркуарсона
Однажды ночью – было это летом 1843 года в Филадельфии – Уильям Хайнер Гордон лежал в постели и читал при свече «Путешественника» Голдсмита[3]
. Время шло к одиннадцати. Комната располагалась на третьем этаже дома, в ней было два окна, которые выходили на Чеснат-стрит – одну из центральных улиц города. Балкона не было, как, впрочем, и на всем фасаде, только окна на гладкой кирпичной стене.Почувствовав, что засыпает, Гордон отложил книгу в сторону, погасил свечу и повернулся на бок, но мгновение спустя (как он утверждал позднее) вспомнил, что забыл часы в кармане жилета, а они должны быть под рукой – он боялся проспать. Жилет висел на спинке стула в дальнем конце комнаты, подле окна.
Мужчина встал с постели и направился туда. Но дойти не смог – ногой зацепился за что-то тяжелое и упал на пол. Поднявшись, он зажег спичку и от нее – свечу. В центре комнаты лежал труп мужчины.
Гордон не был трусом, что он впоследствии недвусмысленно доказал своей доблестной смертью при штурме Чапультепека[4]
, но странное появление человеческого трупа на полу его комнаты, где, как он считал, за мгновение до этого ничего подобного не было и быть не могло, оказалось слишком тяжелым испытанием для его нервов. А потому он громко и пронзительно закричал.Соседнюю комнату занимал Генри Гранье. Он еще не спал и немедленно бросился на крик. Попытался войти к соседу, но дверь была закрыта на задвижку, а Гордон слишком взволнован, чтобы открыть ее. Потому Гранье пришлось взломать замок.