– Она догадывалась, как и я. Твоя мама сумела признать, что Скиольд опасен, и иного пути нет. Хотя, конечно, эта рана будет кровоточить долго. Ну ладно. Вижу, ты плохо себя чувствуешь. Поедем. – Он уверенно стянул с себя плащ, завернул в него дочку и осторожно поднял на руки. Рабыня, которая ухаживала за Ингрид, тут же подскочила, поправила края плаща и натянула на голые ноги Ингрид шерстяные носки. Сорглан поудобней пристроил дочь на руках, так, чтоб она не сильно страдала, и понёс наружу.
Их действительно ждал экипаж, дверцы его уже распахнули и помогли графу занести внутрь больную. Плотно затворили дверки, и экипаж покатился по улицам города, неторопливо, выбирая самые ровные участки дороги, чтоб не растрясти Ингрид. А она прижалась к отцу и задремала, будто бы обессиленная этой встречей. На самом же деле её постоянно тянуло в сон, и это было одним из признаков благополучного выздоровления.
На корабле сворачивали паруса, но не аккуратно, так, как хранили, а кое-как, просто чтоб не мешались под ногами. Их ещё предстояло просушить. Хедаль благополучно обговорил со смотрителем порта то время, которое боевые корабли будут стоять у общего причала (вернее, не обговорил даже, а просто поставил в известность и попросил содействия, в котором смотритель не мог отказать), принял посланных рабочих и расставил их по местам. Потом отправил солдат и офицеров в казармы – их перемещениями должны были заняться позже – и теперь просто ходил по палубе, наблюдая за работой. Работы было очень много, после любого путешествия корабли нуждались в уходе.
Ещё краем глаза Хедаль посматривал на рабыню, бегающую туда-сюда с бельём, которое надо было постирать, и с посудой, которую надо было помыть.
– Эй! – окликнул он её. – Ты вообще ела?
– Нет, господин. – Девушка выглядела испуганной. – Я работаю, господин.
– Девочка, у всех здесь много работы, о тебе могут просто не вспомнить. – Хедаль, улыбаясь, покачал головой. – Надо научиться самой о себе заботиться. Например, забежать на кухню и перехватить чего-нибудь. – Настроение у него было лучезарное, хотелось с кем-нибудь поговорить, а девушка была так мила…
Она же, услышав его слова, пугливо опустила глаза. Раньше на неё обращали внимание только затем, чтоб наказать.
– Что вы, господин! В доме прежнего моего господина за это жестоко наказывали, за то, чтоб на кухне себе самой что-нибудь посмотреть… Воровство, мол.
– Ты теперь не у Скиольда, – успокоил он, но уже без улыбки, потому что припомнил рассказы крестьянок о том, что делали с ними ярл и его люди, и в памяти опять всплыли картины родного разорённого села. – Ты теперь у нормального хозяина будешь. Тебя не будут просто так обижать… – Он пригляделся с сочувствием и спросил. – И тебе досталось, верно?
– Как можно жаловаться, господин…
– Не хочешь вспоминать? Ну и правильно. Так пойдём, поедим вместе, я тоже сегодня ещё не ел.
– Вместе? – Она испуганно посмотрела на Хедаля. – С вами, господин?
– Да. А что? – Он рассмеялся. – Брезгуешь? Или боишься?
Девушка мучительно покраснела.
– Что вы, господин!.. Но я – рабыня, а вы – такой большой господин…
– Я тоже был рабом, девочка. Да. Риган меня купил и дал мне свободу, и вот теперь я большой господин. Но с тех пор я не слишком-то сильно изменился. Идём.
Сам он почти не ел, только смотрел, как она, жадно отламывая от горячей лепешки и черпая кашу из миски, утоляет голод, видимо, накопившийся не за один месяц. Было что-то особенно трогательное в том, чтоб кормить проголодавшегося зверька, или ребёнка, или девушку… Повар принёс то, что осталось на кухне, и накрыл стол довольно щедро. В этот день он не готовил на всю ораву, рассчитывая, что их покормят уже в казармах, а только на всякий случай подготовил угощение в расчёте на герцога и старших офицеров. Но те ушли, не тронув своего завтрака.
Потому теперь Хедаль и его спутница ели нежную копчёную рыбу, ветчину, нарезанную на тонкие лепестки, кашу с грибами, бульон (правда, из солонины, но даже на вкус Хедаля великолепный, а уж о голодной рабыне что говорить), а на десерт – фрукты, чуть привядшие, но ещё вполне сочные.
– Сыта? – Хедаль положил подбородок на сложенные ладони.
– Да, спасибо, господин. – Она вытерла миску куском лепешки и растерянно посмотрела на яблоки. – Это тоже мне?
– Да, ешь. Сколько тебе лет?
– Двадцать, господин.
– Ты на мою невесту очень похожа. – Он разглядывал её свеженькое, хоть и поникшее от усталости личико. – Только немного старше.
– У вас есть невеста, господин? – Вежливо поинтересовалась она, думая, что, должно быть, господину просто хочется поговорить о своей жизни.
– Была. Её убили. Уже довольно давно убили. У меня на глазах. – Девушка испуганно посмотрела на Хедаля, а он мрачно разглядывал стоящую перед ним миску и не поднимал глаз. – И всю мою семью тоже – мать, трёх сестер… Отца убили, брата маленького бросили в канаву… – Он сжал кулак. – Ладно. Это так.
– Вы её любили?
– Невесту? Я её почти не знал. Мы с ней не были знакомы до того случая. Отец меня сговорил, ты же знаешь, так принято…