Загадочные края

Вскрывались из-подо льда реки, а на деревьях набухали почки, и лес теперь казался не мёртвым переплетением корявых серо-чёрных прутьев, а бледно-зелёным, тончайшим кружевом на фоне изредка проясняющегося неба. Этим весна живо отличалась от осени, и тем была много её радостней, многообещающе. Между деревьев снег держался долго, но и он тоже постепенно сходил, открывая неперепревшую за зиму палую листву, а где оставался, там слёживался в корку, которая тончала изо дня в день. На прогретых пригорках проклёвывались сквозь остатки пожухшей травы молодые побеги и готовились к появлению на свет жёлтые цветки мать-и-мачехи – вестники поздней весны. Приближался Бельтан, и к нему с воодушевлением готовились, понятно, не только свободные. К прочим весенним заботам женщин прибавилась ещё одна – просмотреть припасы, продумать угощение и начать готовить его – приятные предпраздничные хлопоты. Кроме того, следовало достать нарядные одежды и украшения, привести их в порядок, может, сшить что-то новое. Особенно важно это было для молодёжи, потому что в течение всей весны и лета, более всего, конечно, в праздники, молодые люди, созревшие для женитьбы, внимательнейшим образом присматривались к девушкам, к их нарядам, говорящим о достатке семьи и искусстве рукодельницы, будущей хозяйки, и девушки не обходили вниманием наряд предполагаемого жениха – одежда о многом говорит, верно же?

В здешних местах, как и везде, было принято приводить невест из дальних мест, чужих деревень или даже стран. Здесь видна была забота о свежести крови (любой инцест карался сурово), традиция, уходящая корнями в те времена, когда горизонты на глазах замкнуто живущего рода начинали расширяться, и пришелец из отдаленной деревни уже перестал казаться опасным чужаком. Отошёл в прошлое обычай блюсти в замкнутости своё сообщество, и праздники, собиравшие тех, кто желал повеселиться, со всей округи, стали и возможным местом первых смотрин. Для такой цели дом господина этих земель годился лучше всего.

В горд Сорглана стали съезжаться семьи подвластных ему фермеров (они платили дань, но были лично независимы, считались людьми графа Бергденского и знали, что при необходимости он защитит их силой своего оружия) – те, кто жил поближе или готов был затратить время и силы на путешествие к поместью сюзерена. Это были, как правило, похожие один на другого крепкие дюжие мужики с такими же плотно сбитыми жёнами, способными ворочать тяжесть лишь чуть меньшую, чем их мужья, с выводком сыновей и дочерей и теми работниками, которых считали нужным прихватить. Они привозили с собой остатки зимней дани – мороженое мясо, убоину, изделия своих рук – от тканей и пряжи до деревянных ложек и оружия, откованного либо собственноручно, либо усилиями своих кузнецов. И, конечно, меха. Везли снедь для себя, хотя и знали, что в доме Сорглана они не будут голодать. Везли праздничные одежды и серебряные украшения, а изредка и золото. Приезжали многие, поскольку так и следовало ожидать, что в усадьбе лорда соберётся самое большое общество и будет больше всего веселья. Места хватало всем. Пусть не каждому своему мелкому вассалу лорд мог предоставить отдельные покои, но в большинстве это был народ неприхотливый и охотно поселялся на несколько дней в мастерских и подсобных помещениях. А кто-то квартировал и в ближайших деревнях, в усадьбу приезжал лишь на сами празднования и пиршества.

На Бельтан Алклета пожелала сшить себе какое-нибудь особенное платье, но не из тех, что носили при императорском дворе, а вроде местных деревенских нарядов, какие привыкла носить сама, только украшенное побогаче. Одно платье расшивали цветными нитками в десять пар рук, чтоб успеть, а потом оно было передано Инге – дополнить богатую плотную вышивку ещё и бисером. Хозяйка осталась довольна и пообещала, что будет отпускать Ингу прогуляться, да заодно и освободит от работы на три дня празднования, тем более что срочных дел не было. Девушка сдержанно поблагодарила, хотя на самом деле была очень довольна – хоть какой-то перерыв в изнурительной работе. Изнурительной не потому, что тяжёлой, а потому, что однообразной.

Алклета позвала к себе Ингу с платьем, пожелав, чтоб именно она помогала ей одеваться, но сама не столько любовалась на оконченную работу, сколько поглядывала на мастерицу. Инга чувствовала, что, кажется, чем-то заинтересовала хозяйку. Может быть, с тех пор, как разговаривала с ней с резкостью, непозволительной для невольницы. Может, она беспокоит госпожу, заставляет себя опасаться? Та её выходка осталась без ответа, и прочие рабыни и служанки решили, что Ингрид – любимица госпожи. Но что-то сомнительно. Инга и сама иногда задумывалась, к чему может привести её дурацкая вызывающая выходка.

На обрядовое празднование Бельтана чужачку из другого мира, конечно, не позвали, а в другое место она не пошла и с удовольствием осталась в опустевшем горде прислушиваться к доносящимся издали звукам необычной музыки и голосам. Кажется, там пели.