– Может, она и не вайль? – неуверенно проговорил один из крестьян (толпа всё разрасталась, из-за широких, размашистых плеч появлялись любопытствующее-испуганные лица, шум праздника постепенно затихал). – И глаза у неё, глядите-ка, не зелёные, а голубые… Или серые… Плохо видно.
– Но я же видела, как она танцевала! – запротестовала Эдна. – И пела. Пела она только на поле, а в доме сказала, что не может.
– Но не в лесу же пела…
– И в лесу!
– Но железа она коснулась. Значит, не вайль.
– Значит, она альв! Альв из лесных, или из горных, или ещё из каких! – Видимо, желание оказаться правой перебило в Эдне страх, и она пробилась вперед. – Кем же ещё она может быть?
В толпе заворчали, и Инга поняла, что это предположение нашло отклик. Что-то это не сулило ей ничего хорошего – она чувствовала. А что может сулить, не могла догадаться. Не знала.
– Она не такая, как все, – согласился кто-то. – Что-то с ней не так.
– Она террианка, – напомнил стоящий неподалеку дружинник Сорглана – немолодой и, видимо, порассудительней прочих.
– Чужая, это верно, – согласился пахарь, убирая нож в ножны. – Ну, чего ты молчишь, а?
– Я не альв, – мрачно ответила Инга. – Я человек. – Её начинало трясти. От страха.
– А чем докажешь?
– А чем я могу доказать? Во мне всё такое же, как в вас – кровь, мясо, жилы… Кишки… я так же ем и так же сплю.
– Но ты пела! И танцевала!
– А разве вы не поёте и не танцуете?
– Ты делала это в лесу! Так поступают только нелюди!
– Я ваших обычаев не знаю.
– Ты видишь, она ничего не может возразить. – Эдна обвиняюще ткнула в Ингу пальцем. – Проверьте её железом – и увидите.
– Вы же только что проверяли… – Инга показала на всё ещё стоящего перед ней пахаря.
– А-а! – Эдна подскочила поближе и схватила её за локоть. – То было холодное. Альвов проверяют калёным.
Инга смертельно побледнела. И эта белизна, разлившаяся по её лицу, отозвалась одобрительным ворчанием в толпе.
– Верно! – крикнул кто-то издалека, предвкушая потеху. – Пусть проверят её! Так будем знать точно. Несите чего-нибудь подходящего! Эй, ребяты…
– Что здесь происходит?
Сорглан прошёл сквозь толпу как нож сквозь масло. Вернее, как ледокол, перед которым расступаются льды. Все замолчали, предоставляя Эдне, видимо, затеявшей всё дело, отвечать на его вопрос. И она принялась говорить, захлебываясь словами от торопливости и желания убедить господина в своей правоте. Сорглан слушал сдержанно, не задавая вопросов, и Инга поняла, что только от него зависит, будут ли делать с ней то, что задумали, или нет. Она смотрела на него с надеждой, впервые, пожалуй, и едва удерживалась от того, чтоб попросить о защите.
Но господин слушал спокойно, не слишком удивляясь, не спеша посмеяться над смехотворным предположением, и она подумала, что граф ведь тоже человек этого мира, этих предрассудков. Её взгляд снова стал мрачным и замкнутым. Она привыкла рассчитывать на худшее и теперь лишь внутренне стиснула зубы. Она сама, собственными своими силами ничего изменить не сможет, в том-то и суть её положения, что хозяин может делать с ней всё что ему взбредёт в голову, а значит, можно валяться на земле, орать и умываться слезами – толку не будет. Так какой тогда смысл? Самоуважение же на дороге не валяется, его лучше не терять.
Сорглан выслушал Эдну, обвёл взглядом толпу и остановил его на побледневшем лице Ингрид. Подумал.
– Что ж, она и в самом деле похожа на альву. Но разве в нашем доме она принесла кому-то вред? Кто-нибудь пострадал от непонятных причин?
– Да как же? – громогласно ахнула Эдна. – Да вспомните, господин, разве не ухудшилось здоровье у госпожи Алклеты с тех пор, как она тут появилась?!
«Так, – подумала Инга, сжимая губы и глядя на помрачневшее лицо лорда. – Вот мне и конец. Обвинение в наведении порчи на хозяйку, насколько я понимаю. Так… Испытанием не отделаюсь…»
– Да, – кратко сказал Сорглан. – Проводите.
– Несите кочергу! – крикнул приободрившийся пахарь. – Пусть возьмётся!
– Ну нет! – уже собравшийся уходить граф снова повернулся и посмотрел на Ингу. – Не к ладони. Если она – не альва, то её руки будут нужны госпоже. Приложите к предплечью – этого вполне достаточно. Или нет, даже лучше к боку.
– Да какое же может быть сомнение? – запротестовали в толпе.
– Сомнение может быть всегда, – отрезал Сорглан. Повёл взглядом вокруг, выбрал двух своих людей и кивнул на Ингу. – Возьмите её. Подержите.
У локтей Инги сомкнулись жёсткие кольца мужских рук, не ожесточённых, но крепких. Вырваться сможет только бык, но не девчонка. Она, впрочем, и не пыталась. Только отвернула голову, когда приподняли край рубашки, обнажая рёбра, и поднесли рдеющий кончик железного прута – накалённого, конечно, не до яркой красноты, а так, слегка светящегося – закусила губы и сдержала дыхание.