– Который все время стоял под нашими окнами? Нет, пропал куда-то. Ни вчера, ни сегодня я его не видел. А как вы думаете – чего это он здесь околачивался?
– Не знаю, – сказал я, отходя от окна. – Но если опять его увидишь – сообщи мне. И постарайся запомнить номер машины.
– Его надо отвадить, – убежденно сказал Толик. – Он же за нами следит – это ясно.
– Отвадим, – пообещал я. – Дай только срок.
– Как ваш дядя? – спросил Толик. – По-прежнему без сознания?
Я кивнул.
– Как не повезло человеку! – вздохнул Толик. – Ни за что ни про что.
– Давно хотел тебя спросить. Как ты думаешь, что происходит с человеком, когда у него останавливается сердце? Он просто отключается – и все?
– Не совсем так, – покачал головой Толик. – Я читал кое-что об этом. Понимаете, известны случаи, когда человек уже умирал, по нашим понятиям, но вмешательство врачей, например, возвращало его к жизни. И вот об этом периоде, когда они балансировали между жизнью и смертью, люди рассказывали удивительные вещи. Получалось, что даже при остановившемся сердце их чувства не умирали сразу. Они слышали все, что происходило в эти минуты рядом с ними, слышали голоса людей, ощущали их прикосновения. Некоторые даже рассказывали, что видели себя как бы со стороны…
– Что – душа от них отлетала, что ли? – не понял я.
– Вроде того, – кивнул Толик. – Они потом описывали очень подробно все, что происходило в эти минуты. И что самое интересное – возвращение к жизни они воспринимали без особой радости.
– Почему?
– То, что оказывалось там, за порогом жизни, было не так страшно, как это всегда рисуется людям. Там им было лучше, чем здесь, – вот ведь какая штука. Некоторые хотели уйти, а их возвратили – и это им не нравилось.
– Но куда они хотели уйти? Что там дальше?
– Они рассказывают, что стояли у огромной трубы, и впереди, где-то в той трубе, видели свет. И еще музыка…
– Музыка?
– Да, музыка. Тихая, чарующая, манящая музыка. Она зовет туда, и хочется идти по этой трубе. Но им не дают. И когда человек пробуждается, он с горечью осознает, что его насильно вернули в жизнь.
– Но куда они стремились? Что там, впереди?
– Этого никто не знает. Тех, кто все-таки пошел по этой трубе навстречу музыке и свету – тех уже не удалось вернуть. Они умерли, говоря по-нашему. И уже никогда никому не расскажут, что же они там увидели.
– Мистика какая-то, – сказал я. – В голове даже не укладывается.
– Кто знает, что это такое на самом деле, – развел руками Толик. – Но самое поразительное то, что рассказы людей, которых удалось вернуть к жизни, совпадают практически во всем, вплоть до мелочей. Независимо от их возраста, образования, веры они все рассказывают одно и то же. Кстати, у Босха есть картина на эту тему. Очень интересная картина. Очень интересная картина, а ведь Босх жил много столетий назад.
– Значит, и мой дядя это видел?
Толик пожал плечами:
– Возможно. Может быть, он все-таки пошел по той трубе, и только поэтому его никак не удается привести в чувство? Он просто не хочет оттуда возвращаться.
– Может быть, – протянул я. – Но узнать это можно будет только тогда, когда он придет в сознание.
Но ведь он отличается от меня, от Светки, от всех нас. Он недвижим и, главное, без сознания. Врачи говорят, что он может никогда не очнуться. И он – живой? Он, который не может ответить улыбкой на улыбку, который не способен даже думать, – живой? Выпавший из общества себе подобных, заглянувший в смерть – живой? Нет ответа. Нет и не будет.
Доктор из двадцатой больницы позвонил мне в полдень.
– Это Эдик? – По его голосу я понял, что что-то случилось.
– Да, я слушаю вас.
– Эдик, ваша родственница пропала из больницы.
– Как пропала? – не понял я.
– Исчезла. Медсестра зашла к ней в палату, а кровать пуста. Мы обыскали здесь все, но ее нет.
– Куда же она могла деться?
– Единственное разумное объяснение: она очнулась, встала и пошла.
– Куда?
– Не знаю. Я звонил вам по домашнему телефону, но там никто не берет трубку.
– Этого не может быть. Там моя сестра, она никуда не могла уйти из дома.
– Попробуйте сами позвонить, хорошо? И потом перезвоните мне.
Я позвонил домой раз, потом другой. К телефону никто не подходил. Тогда я набрал номер тети Глаши.
– Алло! Тетя Глаша? Это Эдик. Я звоню домой, а там никто не поднимает трубку. Зайдите к нам, выясните, что там случилось? Там должна быть Света.
– Хорошо, сейчас посмотрю.
Я услышал, как она положила трубку рядом с телефоном, потом щелкнула замком и позвонила в нашу квартиру. Потом скрипнула дверь – я не понял, где именно, – и пару секунд было тихо. И внезапно – крик. Какой-то животный вопль, вопль ужаса. Я швырнул трубку на рычаг и помчался к машине. Как назло, двигатель не заводился. Я со злости несколько раз ударил кулаком по рулевому колесу, потом выскочил из машины и попытался поймать такси. Вид у меня, наверное, был безумный, – и ни одна машина не остановилась. Через пять минут я понял, что все это бесполезно и побежал к автобусной остановке.
В дверях квартиры я наткнулся на милиционера.
– Сюда нельзя, – сказал он, загораживая проход.