Заглохший пруд

Даже господин Дамменхербст, который умел быть справедливым, обмолвился:

— Клаус, а не заблуждались ли сочинители старинных россказней? Не все то верно, что передано нам предками. Похоже, твои маленькие приятели — дружелюбный и полезный народец.

Дошло до того, что пастор в воскресный день произнес проповедь о христианском снисхождении к малым сим, и хотя ее легко было обернуть по отношению к нищим, голодным и обиженным, никто из прихожан не заблуждался: под «малыми сими» подразумевались гномы.

— Фердинанд, а что случилось дальше с принцессой, которая вышла за короля гномов? Она до сих пор ваша королева?

— К прискорбию, нет: человеческий век настолько краток, что даже с помощью подземных средств не поддается значительному продлению. В утешение тебе и всему роду человеческому: до смертного часа она не утеряла своей красоты.

— Скажи: а как король мог на ней жениться, если среди гномов вообще не бывает женщин?

— Кто постигнет тайну любви? Когда-нибудь я расскажу тебе о любви между птицей и единорогом, между церковным шпилем и росой, между человеком и статуей. А гномы и люди несравненно ближе — и по натуре, и внешне…

— Ты говоришь слова, которых не услышишь ни от кого в деревне, даже от пасторши, а уж она-то у нас любительница мудреных слов. Когда я их слышу, мне кажется, что я взрослею…

— Не взрослей, Клаус! Думаешь, случайно мы пришли сперва к детям? Дети лучше взрослых: они доверчивее, и жизненный опыт не застилает черными тучами их души. Ты и твои друзья — о как больно представить, что вы можете стать взрослыми!

Клаус задумался — иногда он все-таки хотел поскорее вырасти. Тогда он оставил бы деревню и ушел учиться ремеслу или нанялся бы в солдаты — все лучше, чем сидеть сиднем дома.

— Что же в этом плохого? Ведь все великие и славные дела совершаются взрослыми?

— Великие дела приятнее в мечтах, чем наяву: совершившие их либо гибнут, не успев насладиться плодами своих поступков, либо крепко раскаиваются, но изменить уже ничего не в силах. Кровь и предательство — постоянная цена великих дел в мире людей. Взрослый человек жесток, словно подошва неразношенного башмака, он лишен гибкости. Восхваляемая твоими сородичами зрелость — утешительный привал на дороге, прямиком ведущей к старости, а значит, к смерти.

И, наконец, случилось то, чему трудно было бы не случиться: договорились встретиться в доме общинного совета и обозреть друг друга воочию самые уважаемые люди деревни и те, чья помощь им стала почти необходима. Я полагаю, никто не удивится известию, что таковая встреча безотлагательно состоялась.

Они притащились — одни жирные, расползающиеся, оставляющие на крашеных, яично-желтых полах следы наподобие пятен торфа; другие — сухие, морщинистые, обезьяньи-проворные: и все они уставлялись на людей так, словно диковинку представляли собою не они, а люди. Сладкоречивый и любезный Фердинанд выступал их предводителем, но, не исключено, что попросту оратором.

— Все мы весьма, весьма счастливы встретиться здесь с вами и поблагодарить за то, что вы благосклонно отнеслись к нашей помощи. Что еще мы могли бы сделать для вас? Лишь скажите — и это будет исполнено!

Крестьяне молчали, приглядываясь; пастор стушевался и попытался отгородиться от гномов тучной фигурой господина Краузе. Осознавая возложенные на него обязанности, общинный староста сделал шаг вперед:

— Нам ничего не требуется, маленькие сударики: вы пришли к нам по собственной доброй воле и предложили помощь, о которой мы не мечтали. Если речь может идти о чем-то еще, то об одном: не в силах ли мы как-нибудь отблагодарить вас?

Сухие гномы искривили обезьяньи рожицы, словно услышав что-то веселое для себя; влажные, напротив, пригорюнились, и слезы мутной водицей поползли по отвисшим щекам. Фердинанд сообщнически подмигнул старосте:

— Благодарность, а? Неужели мы похожи на поденщиков, требующих платы? Да и обычай человека и гнома столь различен, что вряд ли вам по силам оказалось бы уплатить по нашим счетам… Все, что нами сделано, сделано бескорыстно. И если мы кое о чем попросим, и вы откликнетесь на просьбу, прошу, не ставьте ее в зависимость от нашей помощи. Выполните вы просьбу или не выполните, приязнь и помощь со стороны гномов останутся неизменны.

— В чем же состоит ваша просьба, маленькие господа? Мы надеемся, она не будет чрезмерно обременительна или ужасна?

— Как вы могли заподозрить? Мы попросим лишь то, что вам не нужно… точнее, нужно, но вы не умеете как следует им пользоваться. Я говорю о вашем пруде.

Если бы гномы пустились танцевать или, вытащив крохотные, блестящие, как ледяные зубы, кинжальчики, набросились на людей — и тогда присутствующие не оказались бы и вполовину так потрясены, как услышав слово «пруд»:

— Пруд? На что вам пруд?