Я знаю, что за моей спиной стоит Келлерер и тоже ждет. Она под козырьком, а вот у меня мозгов не намокнуть не хватило. И от холода уже трясет. Когда я вижу фары машины Шона, чуть не падаю на асфальт от облегчения. Он даже притормаживает, заметив меня. Надо сказать за время пробежки от парковки, он вымок далеко не так сильно, как я. Может Картер и повел себя глупо, но я сама-то чем лучше?
— Ты что тут стоишь? — пытается перекричать он непогоду.
— Я видела тебя с камер. — Дрожу я от холода.
— То есть поэтому ты стоишь на улице? — недоумевающе интересуется Шон.
— Нет. — И я буквально заталкиваю его внутрь помещения. Келлерер на меня мрачно смотрит.
— Не делай глупостей, — говорит она и протягивает мне какой-то диск. Не знаю что там, но коробочку беру. На ней позавчерашняя дата. Запись после ужина в ресторане? Должно быть, там запечатлено нечто эпохальное.
— Бюрошные ублюдки, — бормочу я.
Келлерер закатывает глаза и уходит, качая головой. Шон крайне заинтересован сложившейся ситуацией. Администратор отеля в шоке, но он быстро приходит в себя, чтобы сообщить пренеприятнейшие новости:
— Мистер, номеров больше нет, — участливо произносит сердобольный сотрудник. — Сожалею.
— Он со мной, — говорю я.
— Мисс, но у вас одноместный номер.
Однако, меня голыми руками сегодня не взять, я же в бешенстве.
— Вот как? То есть вы помните, что номер у меня одноместный, но не помните, что я не мисс, а доктор? Доктор Конелл, пометьте себе где-нибудь. И свои сожаления засуньте себе в задницу. По-вашему лучше выставить человека в такой шторм на улицу, чем поделиться парой квадратных сантиметров, рассчитанных, как правило, на одну персону? Приветливая итальянцы нация, ничего не скажешь.
Администратор впадает в окончательный ступор, даже заливается краской праведного гнева, а Картер хмыкает. Злость и беспокойство за судьбу отца вытеснили из меня страх перед ним. Стою в лифте, дрожу от холода, но не боюсь. В руке автоматически сжимаю диск. Интересно, Келлерер бы отдала его мне, если бы я не психанула?
Только мы оказываемся в номере, я включаю свой ноутбук и выпроваживаю Шона в душ. Не потому что склонна к альтруизму, просто хочу посмотреть видео в одиночестве.
— Там есть банный халат. Он один, но возьми его. Не хочу, чтобы твоя смерть наступила вследствие моей скупости.
Сама я сажусь на пол и смотрю запись.
А там опять Шон и Карина. Гм, и почему я не удивлена. Они вообще расстаются? Хотя, пожалуй я рада видеть ее нервозность воочию. Она заслуживает каждой минуты беспокойства!
— Ну и? Я так понимаю, она не растаяла и в твою постель не прыгнула, а то ты бы не отправится прямиком к бутылке. — Так, кажется, счет неоплаченных долгов пани стремительно увеличивается. И пора бы мне уже начать с ним разбираться. Тем не менее, в ответ на слова Карины молчание. — Что случилось?
— Ничего. — И Картер, естественно, выпивает залпом свое пойло. Затем ныряет в бар за нераспечатанной бутылкой и несет ее в спальню. Выглядит до крайности невозмутимым.
— Ты выяснил, почему она здесь? — Ни на шаг не отстает Карина.
— Конечно, выяснил. Только это не твое дело.
— Шон, я хочу знать что ты собираешься с Джоанной Конелл делать. И я не о свиданиях, на которые ты собираешься, словно на школьный выпускной, спрашиваю.
— Ты что несешь? — устало спрашивает Картер.
— Ты трижды перевязывал галстук, хотя в первый раз у тебя получилось лучше остальных двух! Ты же с ума сходишь. Неужто ты надеешься на продолжение вашего совместного прошлого? Прошло два с лишним года, она теперь с ФБР якшается, очнись! И она из-за тебя отказала Манфреду, причем жестко, не скрывая причин. Так что там тебе ловить нечего, я…
Но внезапно Картер молниеносно быстро оборачивается:
— Я думал, что она умерла! — орет на Карину Шон. Та отшатывается от него точно так же, как я от ноутбука. Хотя это не помогает, я же в наушниках. — Ты считаешь, что все знаешь о жизни, а ты ни хрена не знаешь, пани. Ты когда-нибудь чувствовала себя виноватой каждую гребаную минуту… Я обзванивал больницы и опознавал всех крашеных блондинок в моргах, а ты удивишься, если узнаешь сколько их дохнет по Сиднею и в пригородах. А все потому что она ушла, оставив все вещи и документы. И это была моя вина. Это есть моя вина. Доктор, который ее оперировал, который видел, что я с ней сделал, испугался за ее жизнь, испугался, что ее будут и дальше преследовать, и разрешил ей назваться именем матери. И, черт меня дери, даже если бы я знал имя ее матери, я бы никогда не догадался, что она им подпишет свою медкарту. Но, что еще хуже, имен ее родителей я не знал, мне и в голову не приходило, что это вообще может быть полезной информацией. Я не хотел о ней знать ничего. Вообще. А вот она, напротив, меня хорошо изучила. Настолько хорошо, что мою черствость она использовала против меня же. Зои Хэрроу! В карте было написано Зом Хэрроу, я сам видел!