Загнанная в силки

Выглянул из засады, увидев ублюдка, старавшегося сделать Ульяне побольнее, прячущегося за машиной. Стоило ему лишь немного показать свой нос, как я без промедления, нажал на курок, всадив пулю в его тупую башку. Ни с тем они связался. Передвинул стол, приподнимая его и прикрывая тонкой столешницей нас с Хором, обезопасив себя от слепых пуль, рассчитывающих вывести меня из игры и при этом не прикончить босса. Мои люди приближались, практически выведя из строя всю группу Хромова. Обернулся к складу, убедившись, что Ульяна успела спрятаться. Как только огонь стих, передал Витю в руки своих безопасников и отправился искать девушку.

Пульс зашкаливал. Возбужденный от пережитой опасности и перестрелки, пытался выровнять дыхание. В ушах стоял шум. Вошел на склад, осматриваясь по сторонам. Огромные кучи мешков, перевязанных веревками, рассредоточились по всему помещению. Осмотрелся, стараясь найти свою женщину, но она надежно спряталась.

– Ульяна, – крикнул, успокаивая галопом бегущее сердце.

– Тут, – услышал тихий голосок из-за наваленных в кучу мешков слева от меня.

Пошел на звук, радуясь, что наконец-то все позади и я просто смогу отвезти ее в безопасное место. Но жизнь оказалась той еще сукой. Подошел к краю кучи, наступив в темную жидкость. Под ложечкой засосало.

– Уля? – выглянул из-за мешков со строительными материалами.

Окровавленными руками она зажимала живот.

* * *

Время ополчилось против меня. Сначала бесконечно долгая дорога до больницы, когда я наблюдал, как с каждой секундой бледнеет лицо моей девочки и с каждой каплей крови, вытекает жизнь. Держал ее на руках, зажимая рану, гладил по голове, успокаивая, а самого трясло, как будто я голым на улицу в минус тридцать выбежал. Да и как тут не будет трясти, когда серые глаза смотрели, невидящим остекленевшим взглядом. Она даже не кричала и не стонала от боли. Просто гасла у меня на глазах. Сгорала как спичка. А я пытался докричаться до нее, чтобы она сопротивлялась, боролась и не смела, мать ее умирать. Должна жить для детей своих, для меня. Если до этого момента думал, смогу забыть, вычеркнуть. То теперь понимал, ни черта я не выживу без нее. Загнусь. Лягу рядом с ней и буду медленно умирать. Наказывать себя за то, что не сберег любовь всей своей жизни.

Никогда не испытывал такого страха. Боялся, что не выживет. Боялся никогда больше не увидеть ее улыбки, не услышать голоса. Даже если она возненавидит меня еще сильнее после происшествия, то пусть! Лучше жить одному, зная, что она где-то там, но дышит, радуется, грустит. А не оплакивать до конца своих дней, да еще и пацанов мелких оставить сиротами.

На всю жизнь запомнил эту чертову дорогу до больницы и свои ощущения. Ужас, ледяными щупальцами сковывал кости, стоило Уле начать терять сознание. Понимал, что потеряла много крови, но упорно гнал от себя мысли о том, что может не доехать и уснет навсегда, даже не получив помощи.

Передав ее врачам, не ощутил облегчения. Понимал, впереди самое страшное. Борьба за жизнь Ульяны. Остался там в больнице. Забыв напрочь про ублюдка Хрома. Знал, мои ребята должны позаботиться о том, чтобы он никуда не делся. Мысленно пребывал со своей девочкой. На смену ночи пришло утро, а за ним и день. Лишь тогда передо мной вырос хирург, которого вытащили посреди ночи на работу за очень щедрое вознаграждение не только для этой богадельни, но и для кармана самого специалиста.

Седовласый мужчина лет пятидесяти, протирал запотевшие очки краем зеленой рубашки, смотря прямо на меня.

Рассматривал его в ответ боясь задать самый важный вопрос. Ждал когда заговорит, а самого снова потряхивать начало от переизбытка адреналина.

– Состояние Ульяны Андреевны крайне тяжелое. Пуля прошла вверх, через кишечник, через поджелудочную, застряв в лёгких. Удалось вытащить, и зашить органы. Сильное внутреннее кровотечение удалось остановить и сделать переливание крови. Теперь все будет зависеть от организма девушки.

– Она выживет? – голос дрогнул. Не мог себе представить подобного расклада.

– Эти сутки критические. Пока состояние стабильно тяжелое. Ещё немного и вы бы не довезли её, слишком большая потеря крови.

– Могу я ее увидеть?– с надеждой спросил мужчину, чувствуя, что если самолично не услышу ее сердцебиения, то сойду с ума.

– Дождитесь когда девушку переведут из реанимации. Сегодня езжайте отдыхать.

– Мне нужно просто убедиться, что она дышит! – напряжение прошлой ночи давало о себе знать потерей самоконтроля.

Доктор с сочувствием посмотрел на меня. Уверен, будь на моем месте кто-то другой, то он настоял бы на том, чтобы тот человек покинул больницу. Но деньги, мать их, творят чудеса. И вот я уже стою у изголовья кровати Ульяны.

Утыканная трубками, окруженная мониторами с датчиками, в кислородной маске, такая маленькая и хрупкая на фоне больничной кровати. И все по моей вине. Сердце болезненно сжалось, а рот наполнился горечью и ее не удавалось сглотнуть. Горло сжимало, не давая дышать, да и в груди будто находился чужеродный объект, вызывающий боль при каждой попытки сделать вдох.