Загнанный (СИ)

— Артист, говорят. Фокусник. Гипнотизёр. Престидижитатор. Дает частные представления, наложением рук правит позвоночник, оживляет павших собак, вызывает духов умерших, читает в прошлом, предсказывает будущее. Граф Калиостро какой-то. Но в большом авторитете. Истерички к нему в очередь стоят, а он, представь, кочевряжится — эту приму сразу, ту через месяц, третью через четыре месяца, когда сложится благоприятное расположение небесных светил. И денег не берёт, по крайней мере, явно. Я-де всего лишь проводник высших сил, за это денег не полагается, это моя миссия.

— Чем же он живёт?

— Так это явно не берёт, а там как знать. Ну, и знакомства, они сейчас дороже денег. Гешефты делать помогает, ещё что…

Они пили чай неторопливо, как знающие цену минуте отдыха. Да, сейчас они отдыхали. Старые знакомцы в бурном новом мире.

— И такого человека Катя зовет к Ильичу? Да она с ума сошла, что ли? Ославит наше знамя на всю Европу, над нами смеяться будут.

— С ума, не с ума, а она — жена. Умрёт Ильич, пойдут попреки, мол, не пустили к нему последнюю надежду. Оно нам нужно?

Они налили по второму стакану кипятка в старую заварку. Ждали, пока настоится, пока осядут чаинки.

— Ты, говорят, снова в Швейцарию собираешься? — небрежно спросил Сталин.

— У меня с той Швейцарией старые счёты. Когда-то я заболел там лихорадкой, и странной лихорадкой, — признался Дзержинский. — В три часа ночи колотит и колотит. И какая-то нечисть мерещится, подземелья, паутина огромная…

— Ну, так покажись этим немцам, пусть хоть что-нибудь сделают.

— Показывался.

— И что?

— И ничего. Вам, говорят, господин Дзержинский, на воды нужно съездить, годика на два, на три. Отдохнуть. Это у вас, говорят, нервное.

— Ну, отдохни до завтра.

— Нет для нас отдыха, Коба. Так что с Крупской?

— Заткнуть её невелика трудность. Но ладно, пусть. Что нам, жалко денег ради Ильича? Приехал Магель? Заплатим и Магелю. Дорого просит? Немецкие знаменитости сейчас буквально на вес золота.

Сталин отломал кусочек сыра. Лиса на такой сыр, поди, и не позарилась бы. Да и ворона тоже. Но что послано, то послано.

— Странно, но денег Магель не просит вовсе. Захотел покопаться в библиотеке бывшей императрицы. Разрешили, под присмотром, конечно. Он не долго искал, минут пять. Вытащил книгу, говорит, дайте ее мне в качестве гонорара.

— Какую? «Материализм и эмпириокритицизм»?

Коба усмехнулся. Этот ленинский труд он честно прочитал от корки до корки, более того, прочитал дважды, и решил, что Ильич, как философ, полное говно. С чем Ленин позднее и сам, в общем-то, согласился.

— Старенькую. Мы проверили, памятуя Екатеринбург, но никаких бриллиантов в книге не нашли. Чёрный кожаный переплет, серебряные застежки. Зловещий вид, и только.

— Это ладно. Это можно. А что за книга?

— Рукописная, какого-то Герберта Аврилакского. На латыни, чернокнижие и мракобесие.

— Пусть забирает. Всё это чернокнижие — дурной реквизит для представлений перед простаками. Череп, чёрная книга, хрустальный шар. Не помогло Романовым чернокнижие.

— Он с аппаратурой приехал, Магель этот. Собственного изобретения. И с ассистентами.

— Что за ассистенты?

— Негр, турок и русак.

— Аппаратура?

— Magnetomonischer Vasoaustauscher, единственный в мире экземпляр.

— Что-что?

— Типичное шарлатанство. Наш человек проверил. Знающий, электрик. Ерунда, говорит. Чугунная болванка, магнит, провода всякие. На глупую публику рассчитано.

— Аппаратура может повредить Ленину?

— Ну, если по голове ударить. А вообще-то Ленину уже ничего не может повредить.

— Скоро?

— Врачи дают ему несколько недель. Скорее даже несколько дней. Исход может наступить в любую минуту.

— Ах, не вовремя, — вздохнул Коба. — Лучше бы летом. А то ведь скажут, что его добила конференция.

— Кто скажет-то? Враги? Они в любом случае что-нибудь скажут. Не в них дело. Ленин — наше знамя, и нужно бы это знамя привести в пристойный вид. Недавно мы задержали гражданина, который пытался передать западным журналистам фотографии Ильича в Горках.

— У нас есть западные журналисты?

— Немножко есть. Норвежцы, шведы, опять же немцы.

— С фотографом проблему решили?

— Решили. Окончательно. И дали знать другим, чтобы неповадно было. Теперь все фотоматериалы изымаются и передаются на рассмотрение.

— Кому на рассмотрение?

— Мне, Коба, мне.