Загнанный (СИ)

— Magnetomonischer Vasoaustauscher к работе готов, — объявил Селифан. — Теперь главное. Ни поле, ни материя, ни время из ничего не берутся. Если в одном месте нужно прибавить, в другом придется убавить — это закон вывел великий материалист крестьянского происхождения Ломоносов. Мне нужны добровольцы, искренне желающие поделиться с товарищем Лениным веществом, полем и временем. Для этого им будет нужно надеть на себя вот этот орден, — в руках Селифана вдруг возник медальон на цепочке. — Это не простой орден, не какой-нибудь там Станислав, Владимир, или Анна на шее, это — Орден Ленина. Принявший его приобретет знания и силу, верность и отвагу, ум и совесть, необходимые для исполнения воли товарища Ленина.

Селифан поднял медальон и забубнил:

— Орден Ленина представляет собой знак, изображающий портрет-медальон Владимира Ильича Ленина из платины, помещённый в круг, обрамлённый золотым венком из колосьев пшеницы. Тёмно-серый эмалевый фон вокруг портрета-медальона гладкий и ограничен двумя концентрическими золотыми ободками, между которыми проложена рубиново-красная эмаль. На левой стороне венка помещена пятиконечная звезда, внизу — серп и молот, справа в верхней части венка — развернутое полотнище красного знамени. Звезда, серп и молот и знамя покрыты рубиново-красной эмалью и окаймлены по контуру золотыми ободками. На знамени надпись золотыми буквами «ЛЕНИН».

Орден Ленина изготовлен из золота, накладной барельеф В. И. Ленина выполнен из платины. Чистого золота в ордене ровно тройская унция, платины — один золотник. Орден при помощи ушек и колец соединён с золотой цепью, содержащей опять же тройскую унцию чистого золота плюс для прочности еще всяких драгоценных металлов на пять золотников. И орден, и цепь владельцу передаются навечно.

При слове «золото» аудитория заволновалась, а при словах «передаются навечно», заволновалась втрое.

— Вот так прямо и раздаете золото? — спросил печник.

— Вот так и раздаем. Но учтите, приняв орден, вы становитесь орденоносцем, рыцарем революции. Пожизненно.

— А паек будет? — спросил печник.

— Как же без пайка!

— Тогда я согласный. Давайте орден!

И Селифан ловким движением надел цепь с медальоном на печника.

— И я, и я, — зашумели присутствующие.

— Тихо! Соблюдать порядок — сказал негр, и все мгновенно стихли.

Ордена расходились быстро. Один, значит, печнику, второй повару, третий кухонному рабочему, четвертый — посыльному, пятый и шестой — шоферам, седьмой и восьмой — истопникам, девятый дворнику, десятый охраннику Пустовойту, одиннадцатый достался медбрату Петрову.

— Последний орден остался! Ну, доктора, кто хочет стать рыцарем революции, послужить вождю мирового пролетариата.

— А давайте я, — сказал профессор Осипов.

— Вы что, решили участвовать в этом балагане? — презрительно сказал немец, опять же по-немецки.

— В качестве эксперимента, в качестве эксперимента!

— Правильно, профессор! Что сказал товарищ Ленин в своем труде «Материализм и Эмпириокритицизм»? Он сказал, что проверка истины — практика. Вот вы и проверите.

Осипов взял медальон:

— Позвольте, я сам!

— Разумеется, профессор, разумеется.

Осипов прикинул вес:

— Похоже, и в самом деле золото! — доложил он Ферстеру.

— Золоченый свинец, — скептически сказал немец.

— Тяжелее, заметно тяжелее, — Осипов надел медальон. Голова свободно прошла, и орден занял место на груди. Двенадцатой.

— Итак, мы начинаем!

Антуан внимательно оглядел присутствующих:

— Следите за руками. Первое — я беру правой рукой магнит, — он, действительно, взял магнит именно правой рукой.

— Второе — я кладу магнит в предназначенное ему место на аппарате. Возможны сопутствующие явления, не обращайте внимания, — негр наклонился над караваем и поставил магнит стоймя, поместив ножки в нарочитые гнёзда.

— Считаю: один, два, три, четыре, пять…

Ничего не происходило.

— Шесть, семь, восемь, девять…

Печник чуть пошатнулся, то ли от волнения, то ли по иной причине.

— Десять, одиннадцать, двенадцать, ТРИНАДЦАТЬ! Всё! Сеанс окончен, — и негр, с видимым усилием оторвав магнит от чугунного каравая, положил его обратно плашмя на стол.

— Видите! Типичное шарлатанство, — сказал немецкий профессор.

— У меня странное ощущение, — ответил Осипов. — Мне кажется, будто я…

Он не закончил фразу.

Больной открыл глаза и довольно быстро сел:

— Что? Кто эти граждане? Зачем они здесь?

Увидев Крупскую, он оживился:

— Двенадцать на восемь — девяносто шесть, Наденька! Семнадцать на одиннадцать — сто восемьдесят семь! Четырнадцать в кубе — две тысячи семьсот сорок четыре!

Крупская залилась слезами, но, кажется, счастливыми.

Больной, или правильнее сказать, бывший больной, сел и опустил ноги на ковер. Проводки слетели с уха и мизинца, но он этого не заметил.

— Граждане, граждане, займитесь немедленно своими делами! Оставьте нас! Да, товарищ повар, распорядитесь насчет обеда: чертовски хочется есть! Мяса! И картошки!

Авторское отступление

Лет пятнадцать тому назад попалась мне книга Радзинского, «Сталин». Читал внимательно. Несмотря на заявленные сеансы разоблачения их, разоблачений, не так уж и много.