Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай

– Доброе утро… – сказал я как можно приветливее.

– Доброе утро… – отозвалась она, недоумевая, с какой стороны ей ждать подвоха.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она тем же ровным, спокойным голосом.

– Прекрасно… – ответил я и задумался, стоит ли тратить на эту комедию силы и нервы. – Пожалуй, я бы выпил чашечку кофе. Как ты на это смотришь?

Тень разочарования промелькнула по ее лицу, сразу куда-то пропала нахальная ухмылка. Холидей сбросила простыню и свесила ноги с дивана, скромно запахивая полы халатика, в котором спала.

– Минуточку, я приготовлю…

– Да я и сам справлюсь. Не стоит беспокоиться… – сказал я уже по дороге в кухню, оставив ее таращиться мне вслед, нерешительно переминаясь с ноги на ногу посреди гостиной.

Я налил воду в кофейник и отмерил кофе. Тут на кухню вошла Холидей с новой сигаретой во рту. Она сладко потянулась, стараясь подчеркнуть аппетитные округлости своих форм.

– Как спалось?

– Просто великолепно, – заверил я ее, зажигая конфорку плиты. – В самом деле…

– Никакой простуды? Горло не болит?

– У меня?

– Да, именно у тебя.

– Нет. – Я покачал головой. – Никаких признаков простуды, ни кашля, ни насморка. Да и с какой стати?

– Вот и хорошо. Ведь я как раз вовремя закрыла окно. Часа в два поднялся сильный ветер, в комнате был такой сквозняк, а мне не хотелось, чтобы ты простудился.

– Ну уж простуда-то мне не грозит, можешь не волноваться. Этой радости у меня последние лет двенадцать не было…

– Иногда очень легко подцепить простуду. Особенно если утомлен, а ты выглядел таким усталым прошлой ночью. На тебе просто лица не было.

– Могу себе представить, я даже не слышал, как ты заходила.

– Ты даже не почувствовал, как Джинкс залез в твою кровать, – рассмеялась она. – Просто живой труп.

– Да, трудно было не услышать такое. Это убедительно доказывает, как я смертельно устал.

– А уж раз ты сам не можешь за собой присмотреть, кто-то должен был за тобой поухаживать. Ведь могло быть и похуже обычной простуды – воспаление легких, например… А мне этого совсем не хотелось. Что мне делать, если ты серьезно заболеешь?

– Ну, за тебя-то я спокоен. Что-нибудь придумала бы.

– Трудно сказать… – отозвалась она. Холидей бросила окурок в раковину, и на ее губах снова заиграла нахальная улыбка. – Тебе следует быть осторожнее, ведь ты отвык от таких длительных прогулок. Если бы я знала, ни за что бы тебя не отпустила. Ты же сказал, что хочешь прогуляться всего несколько минут…

– Меня задержали.

– Это было приятно?

– Очень. «Гранд-отель». Первая картина, которую я увидел за последние три года.

– Кино? – деланно удивилась она. – А я слышала, у нее «кадиллак»…

Ну вот! Маска сброшена, маскарад окончен. Конец двусмысленной беседе и неумеренным заботам. Вот что гложет ее душу – другая девушка. А узнала она от Джинкса. Но что он мог рассказать? Только то, что какая-то мисс подвезла нас на своем «кадиллаке». Вряд ли Джинкс мог знать о нашем свидании, это все из области догадок, я намеренно больше ни разу не упоминал при нем о ней. Так что доказать они ничего не смогут.

– О чем это ты? Какой «кадиллак»? – Я изобразил недоумение.

– О той странной особе, которую вы с Джинксом встретили прошлым вечером. Разве у нее не «кадиллак»?

– Понятия не имею, какова марка ее машины. Я видел ее единственный раз в жизни и ничего о ней не знаю: ни кто она, ни имя, ни адреса. Если бы я и захотел найти эту девушку, это вряд ли удалось бы.

– Для тебя такое дело – раз плюнуть. Ты же у нас голова, большой человек, хозяин. А она шикарная девочка, хотя и со странностями…

– То, что кажется Джинксу, и то, что считаю я, – это совсем разные вещи, уж будь уверена. А я тебе уже сказал, что вчера вечером ходил в кино и не был ни на каком свидании.

Она обиженно поджала губы и пронзила меня испепеляющим взглядом.

– Если у тебя больное воображение – это уже твои проблемы, и можешь придумывать все, что заблагорассудится…

– Лживый сукин сын! – Она резко повернулась и сбила кофейник с плиты, тот покатился по полу, выливая свое содержимое на линолеум. Она была вне себя от ярости и уже не скрывала этого. Когда Холидей повернулась ко мне, ее лицо перекосилось от злобы.

– Ты шляешься с какой-то дамочкой, а я должна тут переживать, сукин сын…

Она схватила со стола жестяную банку с кофе и швырнула ее в меня. Та раскрылась и окатила меня коричневым пахучим порошком. Я подскочил к ней, тряхнул за плечи и опрокинул на раковину. Полы ее халата распахнулись, обнажив грудь. Схватив Холидей двумя руками за горло, я с наслаждением стал их сжимать.

– Я ходил в кино, ты слышала, я ходил в кино, – повторял я. В горле у нее что-то булькнуло. Холидей попыталась сопротивляться, но я крепко зажал ее ноги между своими, а мои пальцы крепко сжимали горло: она едва могла пошевелиться. – Я ходил в кино. А ну повтори. Скажи, что я ходил в кино… – Я слегка ослабил хватку, чтобы дать ей говорить.

– Ты ходил в кино… – прохрипела Холидей.