Загогулина

Дед Степан издалека увидел нас:

— Где вы болтаетесь? — кричит из сада. — Идите есть!

Я махнула рукой: «Не сейчас!»

Мы бежали, бежали по берегу. Янтарь с мухой Дзинтар сжимал в кулаке.

Вдруг он подбросил его — кусочек янтаря кувыркнулся в лучах заходящего солнца, и я увидела, как в нем отразилось море, песчаные дюны и сосны…

И все это лето на Рижском взморье.

Автограф Шаляпина

Бабушка жарила гренки. Макнет хлеб в яйцо — плюх на сковороду! Сковорода: «Ш-ш-ш!» А бабушка в белом фартуке с оранжевым самоваром на животе.

Рядом с бабушкой — буфет. На нем, под стеклом в картонной рамке, стоит фотография певца Шаляпина. Он там в роли царя Бориса Годунова. В левом углу карточки наверху черными чернилами написано: «И. М. Лукину па память». И подпись: «Ф. Шаляпин. 1916 г.» А на обратной стороне — уже другим почерком: «На память Коле Пащенко. Вспомните совхоз “Скотовод”. 1947 год. Дроненко».

Кто такой Коля Пащенко, и зачем ему вспоминать совхоз «Скотовод», глядя на Шаляпина в роли Бориса Годунова, неизвестно. И еще неизвестно, как у нас дома очутилась эта фотография. Хотя моя бабушка в молодости работала у Шаляпина медсестрой.

— Бабуль! — я села за стол и вытащила из миски самый поджаристый гренок. — Вот ты у Шаляпина медсестрой работала…

— Было дело, — кивнула бабушка.

— Как думаешь, какую нам песню спеть на смотре по стройподготовке?

— Из тех, что пел Федор Иванович? — спрашивает бабушка.

— Ну, необязательно, — говорю, — нам главное, чтоб солдатско-матросская. Коля Тарабукин речевку нашел, а с песней — никак! «Через две зимы» — пятый «А» поет, «Шла Маруся» — пятый «В». А нам бы такую — чтоб никто!

Бабушка подумала и говорит:

— Знала я одну матросскую песню. Задуше-евная! Значит, дело было на корабле. Вспомню? Нет? Слова там, вроде, такие:

Он говорил ей: «Сюда смотрите, леди,
Где в облаках мелькает альбатрос.
Моя любовь… к вам… нас приведет к победе,
Хоть вы знатны, а я — простой матрос…»

— Вишь, какая матросская.

— Ну, а дальше?

— Дальше припев:

А море грозное
Ревело и стонало,
Ласкаясь, с грохотом катил за валом вал.
Как будто море чьей-то жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился и стонал!

— А? — сказала бабушка. — Подходящая?

— Сила! — говорю. — Маршировать-то под нее можно?

— Да не ахти! — призналась бабушка. — Мотив у ней больно заунывный. Хотя… это ведь как спеть!

Она сняла с огня сковородку и… замаршировала по кухне.

— Ать-два — левой! Ать-два — ле… Но на при-зы-ы-ыв влюбленного матро-о-са ска-за-ла ле-ди: «НЕТ!», по-тупив в во-ду взор! За-билось серд-це в нем, словно крылья аль-батро-о-са, и бросил ле-ди он в бу-шу-ю-щий простор!!!

Вот это была песня! Прямо потрясающая! Только леди жалко. Я как представила валы — с нашу пятиэтажку, — сразу поняла, чего она всю дорогу стояла, потупив в воду взор. Ее просто-напросто укачало. Да и матроса явно укачало. Сто против одного: если б не свирепая болтанка, в жизни бы он на такое не решился.

В общем, на другой день слова «Моря грозного» стали известны всему нашему классу. А еще на другой день (времени-то у нас было в обрез!), мы выстроились парами на верхнем этаже.

С лестницы шумел и напирал пятый «В». Из актового зала высыпали отмучившиеся «ашники». Нас поджидала комиссия — учителя и старшеклассники — по трое в каждом углу. В центре — главные военачальники: директор школы Сусанна Григорьевна и какой-то неизвестный в костюме, видно, представитель РОНО.

— Уважаемый председатель комиссии! — зарапортовал Тарабукин. — Пятый класс «Б» в количестве тридцати пяти человек к смотру строевой подготовки готов!

— Здравствуйте, учащиеся пятого «Б»! — Сусанна Григорьевна улыбнулась и ласково посмотрела на представителя.

Представитель поправил галстук и заложил руки за спину.

— Здрав-ствуй-те!!! — мы так гаркнули, как будто перед нами стояли, по крайней мере, Кутузов и Барклай де Толли.

— Нале-во! — сказала Сусанна Григорьевна. — Шагом марш! Речевку начи-най!

— Лучше нашей школы… — взревел Тарабукин.

— …не было и нет! — ахнули мы хором.

— Готовы прожить в ней…

— …до старости лет!

— Любое задание… — вскричал Тарабукин.

— …выполнить рады!

— Сочтем порученье…

— …зачесть!

— Если школа скажет: «НАДО»…

— …мы ответим: «ЕСТЬ!»

Сусанна Григорьевна опять улыбнулась и шепнула что-то на ухо представителю. Тот кивнул и тоже заулыбался.

Из всех углов члены комиссии подняли оценки: сплошные десять баллов!

— Раз-два левой! — командовала Сусанна Григорьевна. — Левой! Левой! Песню запевай!

— О-ни сто-я-а-ли, — грянули мы все вместе, — на ко-ра-бле у бо-орта! Он пе-ред ней стоял с про-тя-ну-той ру-кой! На ней бо-га-тый шелк! На нем бушлат поте-ортый! Он на не-е смотрел с на-деждой и мольбой!