Заговор

— Что понимать та? — спросил я, моментально сбросив с себя остатки сна.

— Ты, наверное, думаешь, что мы здесь все стоики? Так многие думают. Считается, что попадая в тюрьму, нужно принять ее, раствориться в ней, отбросить все, что было с тобой там, на свободе. Небось вчера ты, услышав имя моего помощника Зенона, ни разу не удивился, принял как должное. — Похоже Художник с утра пребывал в философском настроении.

— Стоицизм да, в моем сознании напрямую ассоциируется с тюрьмой.

— А у нас тут наоборот, стоики плохо живут. Пассивное принятие обстоятельств, непротивление. Это все путь под нары, к чертям и петухам. Эпикурейцы, вот кто сидит в тюрьме. И попадают сюда кстати многие именно потому, что потакали своим желаниям, инстинктам животным, физиологическим потребностям, наплевав на любые ограничения. Ты удивишься, но в этих стенах людей, склонных к изнеженной жизни, к излишествам и к наслаждениям, в разы больше чем на воле.

— Дедушка, ты к чему сейчас базу подводишь? — Мне на ум пришла одна мысль, надеюсь я не прав, но что-то мне подсказывает, что без синяков мне отсюда все таки не выйти.

— А ты что кулаки та сжал, напрягся, — старик не смотрел на меня, но как будто видел насквозь. Я еще раз позавидовал его умению читать контрагента.

— Ты правильно все понял. Я хоть и не отчитываюсь перед людьми, которые тебя сюда посадили, но и на прямую конфронтацию с ними мне идти за тебя не хочется. Приняли тебя по человечески, накормили-напоили, поспать тебе дали. В этих стенах свой первый день так, как ты, пожалуй никто не проводил, цени это. Про бизнес не заикайся даже, я тоже считать умею. И то, что ты с нашего знакомства барыш возьмешь я уже давно сосчитал. Ну а то, что вложения тебе нужно сделать, так это плата за гостеприимство. В общем так, — старик подвинул по столу какую-то коробочку в мою сторону, — вот тебе обезболивающее, выпей сейчас, потом легче будет. А я, пожалуй, пойду в библиотеку схожу.

Старик чуть помедлил, смахивая невидимые крошки со стола себе в ладонь.

— Я когда-то и сам любил подраться. Мне очень нравилось бить в солнышко. Знаешь, сколько там всяких узлов запрятано? Мне показывал один доктор. Удар в солнечное сплетение самый справедливый. Он уравнивает всех. Минуту назад ты был всемогущим миллиардером, а сейчас не можешь вздохнуть самостоятельно. Но да, давно это было, теперь уже даже смотреть на такое мне неприятно.

На этих словах дверь камеры открылась и зашел охранник в синем комбинезоне.

— По ресторану, твоему человеку на номер, что ты дал, позвонят. По пекарне — ты с администрацией все и сам решишь, с нашей стороны, передай им, добро есть. Ну, приятно оставаться. Дай Бог когда и свидимся, авось не в этих стенах.

С этими словами Художник пожал мне руку и вышел из камеры. Дверь с тихим лязгом металла об металл закрылась.

Я подошел к зашторенному уголку и отдернул занавеску.

— Подойди ко мне, подними руки вверх и стой смирно.

Впервые за все время моего пребывания в тюрьме я услышал голос Диогена.

— Я еще раз повторяю, подойди ко мне и подними вверх руки.

— А пол в камере ты сам моешь? — Спросил я, продолжая мочиться.

— Ты попутал?

— Понимаешь, даже ради тебя я не прерву свое занятие, поэтому если я сейчас отвернусь от унитаза и подойду к тебе, я вероятно залью пол, а может и твои ботинки. Оно тебе надо?

Похоже качок задумался.

— Ты не можешь ссать вечно. Закончи и иди ко мне.

— Ну вот опять. Если я выполню твою просьбу, ты сам об этом пожалеешь. Руки. Давай я все же помою сначала руки. Или ты не против, если я после того как держал свой член буду этими же руками давать тебе сдачу? Ты же бить меня планируешь, так? А я тебе сдачи буду грязными руками давать, ну не по джентльменски как-то.

На стене над унитазом висела металлическая раковина, над которой было небольшое, примерно двадцать на двадцать сантиметров зеркальце, вмурованное в стену. В нем я частично видел качка, поэтому не опасался неожиданного удара сзади. Закончив свои дела, я помыл руки и наконец повернулся к нему.

— Знаешь, в чем разница между мной и тобой? Тебе явно дали приказ просто меня поколотить, чтобы остались синяки, но увечить меня тебе нельзя. А вот у меня никаких ограничений нет.

— Посмотри на меня, — качок показал огромным пальцем куда-то в район своего носа, а потом перевел палец на свой огромный бицепс, — думаешь ты можешь сопротивляться? Думаешь ты сможешь хоть раз меня достать?