Заговор бумаг

— В самом деле, — сказал сэр Роберт, — мистер Уивер не может считаться идеальным образчиком своего народа. Я полагаю, вы помните историю Эдмунда Веста? — Остальные кивнули, поэтому сэр Роберт стал объяснять мне: — Вест был успешным купцом, который увлекся операциями с фондами. Он задался целью уйти на покой, сколотив кругленькую сумму, — знаете, как делают многие. Его состояние было таково, что он мог бы не заниматься более сделками на бирже, но он был одержим идеей заработать сто тысяч фунтов. Имея около восьмидесяти тысяч фунтов, он вложил все деньги в ценные бумаги через брокера-еврея и с ужасом увидел, как его состояние уменьшилось на треть. Евреи почувствовали его панику и воспользовались ею. Вскоре его состояние уменьшилось вдвое, а затем еще вдвое, пока от него вовсе ничего не осталось. А если вы не верите в достоверность этой истории, — сэр Роберт пристально посмотрел на меня, — можете навестить мистера Веста в сумасшедшем доме, поскольку его утраты свели его с ума. Несмотря на то что по роду своих занятий мне часто доводилось сносить оскорбления от джентльменов, на этот раз мое терпение было на исходе. Вдобавок я был зол на сэра Оуэна за то, что он позволил обрушить всю эту клевету на меня и только посмеивался. Я даже хотел удалиться и показать этому шуту, что еврей, как любой другой человек, способен испытывать негодование и реагировать на него сообразно. Но что-то меня удержано. Нечасто мне выпадала возможность, чтобы такой человек, как сэр Оуэн, открывал мне свои мысли, и я стал думать, какой урок смогу извлечь из данной беседы. Поэтому я предпочел подавить свою гордость и задумался, как обернуть этот неприятный разговор в свою пользу.

— Все рискуют своим состоянием, вкладывая его в фонды, — наконец промолвил я. — Сомневаюсь, что в бесчестности следует обвинять евреев. Из того, что один человек продает другому в надежде получить прибыль, не следует, что продавец — злодей, — сказал я, уверенно повторяя слова дяди.

— Я, пожалуй, соглашусь с этим, — сказал Хоум. — Обвинять евреев в коррупции Биржевой улицы — то же самое, что обвинять солдата в насилии на поле боя. Люди на бирже покупают и продают. Некоторые богатеют, некоторые беднеют, и среди брокеров, конечно, есть евреи, но, как вам, сэр Роберт, прекрасно известно, их даже не большинство.

— Тем не менее, — добавил лорд Торнбридж, — многие брокеры инородцы, и озабоченность сэра Роберта, я полагаю, оправданна. Вы стали жертвой расхожего мнения, — повернулся он к своему товарищу, — что во всем виноваты исключительно сыновья Авраама. Безусловно они там есть, равно как и представители других наций, и англичане, которые не испытывают преданности ни к какой стране и могли бы пустить на ветер все национальное достояние, если бы имели такую возможность.

Сэр Роберт мрачно кивнул в знак согласия.

— Сейчас вы говорите как здравомыслящий человек, — сказал он, возбужденно взмахнув руками, — но главное зло в том, какой вред все это наносит нашей стране. Когда люди меняют реальные вещи на бумаги, они превращаются в сумасбродных, капризных женщин. Суровые мужские ценности предков забываются в угоду ветрености. Все эти ссуды, лотереи и пожизненные ренты приводят нашу страну к долгу, который мы никогда не сможем выплатить, поскольку нам наплевать на будущее. Поверьте мне, все эти еврейские махинации с ценными бумагами разорят королевство.

— По моему мнению, — заметил лорд Торнбридж, — еще больший вред бумажные деньги наносят представителям низших сословий. Зачем человеку трудиться, не жалея сил, чтобы заработать на хлеб насущный, если можно купить лотерейный билет и в мгновение ока стать богатым? Я также опасаюсь, что биржевые маклеры, — он посмотрел на сэра Роберта, — я имею в виду и маклеров, которых зовут Джон и Ричард, и тех, которых зовут Абрам и Исаак, — способствуют тому, что вскоре деньги заменят благородное происхождение и родовитость и станут единственным мерилом качества.

Здесь я увидел для себя выгодную возможность:

— Сударь, неужели евреям или кому-то еще необходимо плести заговоры, чтобы уничтожить тех, кто успешно уничтожает сам себя? Не хочу плохо отзываться об усопших, но не могу не заметить, что мистер Майкл Бальфур погиб не в результате махинаций, а по вине собственной жадности.

Сэр Роберт зло посмотрел на меня. Сэр Оуэн, Хоум и лорд Торнбридж переглянулись. Не слишком ли далеко я зашел? Возможно, Бальфур был членом этого клуба? Я почувствовал раскаяние, словно был виноват в ошибке, но тотчас вспомнил унижение, которое испытал, вынужденный улыбаться, как обезьяна, в ответ на издевательства.

Наконец, как я и ожидал, первым заговорил сэр Роберт:

— Бесспорно, Бальфура убили евреи. Вы удивили меня, Уивер, что вообще упомянули это имя.

Я открыл рот, но сэр Оуэн, не испытавший такого потрясения, как я, меня опередил:

— Как это, сэр? Весь Лондон знает, что Бальфур покончил с собой.