- Он пытается остановить оба сердца и вбрасывает в собственную кровь токсины. Долго поддерживать жизнь в нем я не смогу. Быстро начинайте вытягивать из него информацию. Сейчас он практически не сможет сопротивляться психологическому давлению и будет отвечать на древнегреческом, который является его родным языком.
Ноя неожиданно прикрикнула:
- Да не стойте вы! Ну же!?
Я сделал приглашающий жест в сторону пленника и требовательно посмотрел на обоих священников:
- Ваш выход, святые отцы.
Кардинал и отец настоятель, не сговариваясь, кивнули друг другу, шагнули к умирающему и начали поочередно быстро задавать вопросы. Наш "гость" несколько мгновений не проявлял никаких признаков жизни, а потом неожиданно начал им хрипло отвечать. Похоже, отцы-инквизиторы не зря ели свой хлеб. Они произносили свои вопросы резко, четко и коротко, с все возрастающим давлением, а ответы пленника минута с минутой становились все длиннее и длиннее. Так продолжалось около получаса, когда допрашиваемый неожиданно выгнулся дугой, закатил глаза, потом обмяк в своем кресле и перестал отзываться.
Архимандрит и кардинал устало опустились на стулья. Было видно, что допрос им дался нелегко и святые отцы выложились до конца. Тем временем моя телохранительница приложила руку к правой и левой сторонам груди полулежащего в кресле арестованного, приподняла веко и пощупала зачем-то его лоб:
- Все. Он мертв.
Я безразлично пожал плечами - мол, понял, и так видно, затем подвинул стул ближе к священникам и сел напротив:
- Что вам удалось выяснить, господа?
Отец Иннокентий устало вытер пот со лба и прохрипел:
- Дайте воды сначала, Андрей Егорович. Мы же только что провели допрос четвертой степени без подготовки. А это, скажу вам прямо, совсем не подарок...
Я извинительно развел перед ними руками:
- Прошу прощения, святые отцы. Совсем что-то зарапортовался...
Быстро встал со своего места, подошел к холодильнику, достал из него бутылку минеральной воды. Подвинул к священникам столик, поставил на него стаканы и налил в них воду:
- Пожалуйста, господа.
Отцы-инквизиторы благодарно кивнули и начали с наслаждением пить. Когда они подносили стаканы ко рту, руки у них очень заметно подрагивали. Я решил их не торопить и закурил. Пусть начинают говорить, когда сами посчитают нужным.
Выпив второй стакан воды, кардинал неожиданно попросил:
- Дайте и мне сигарету, господин Егоров.
Настоятель Данилова монастыря удивленно на него посмотрел, потом безнадежно махнул рукой:
- Тогда и мне тоже дайте...
Я подвинул к ним пепельницу и положил рядом с ней пачку с зажигалкой:
- Прошу вас.
Неторопливо и с явным наслаждением выкурив свою сигарету до фильтра, секретарь священной конгрегации сосредоточенно затушил окурок в пепельнице, а потом вопросительно посмотрел на архимандрита:
- Кто будет говорить?
Отец Иннокентий тяжело вздохнул:
- Говорите вы, господин кардинал, а я буду вас дополнять при необходимости.
- Благодарю за доверие, господин архимандрит.
Кардинал помедлил пару секунд, собираясь с мыслями:
- В общем, господин Егоров, наши прогнозы не столько подтвердились, сколько нам удалось выяснить, что складывающаяся ситуация еще страшнее, чем мы себе ее видели...
Я недоуменно поднял брови. Создавалось впечатление, что инквизитор из Рима не вовремя занялся составлением головоломок:
- Давайте без загадок, святой отец. Будьте любезны разложить все по полочкам, что вам удалось выяснить.
Меркати горько усмехнулся:
- Да какие там загадки, Андрей Егорович. Дело в том, что всю нашу цивилизацию, во всяком случае там, где властвуют авраамистические религии и буддизм, можно назвать гуманистической. Гуманистическая - это значит - в центре стоит человек c его Тайной и Этикой. Именно так - Тайной и Этикой с большой буквы. И все события, плохие они или хорошие, поступки отвратительные или возвышенные все равно происходят в системе координат гуманистической цивилизации. И даже коммунистический эксперимент, с которым, как я понимаю, покончили не без вашей помощи, находился в рамках этой цивилизации. Это как альтернативная точка зрения. И это значит, что идеи сосуществуют и что знания, положительные они или отрицательные, идут на пользу всей цивилизации. А мы, священнослужители, тем или иным способом, в рамках всех религий, зовем человека к совершенству, ставя Творца, независимо от того, как он зовется в том или ином веровании, образцом совершенства, к которому надо стремиться. При этом гордыня познания нового всегда сдерживается этическим вопросом "Зачем?".
Так вот, если вы уберете вот именно этот этический вопрос "Зачем?" из человеческой истории, то вы будете иметь уже не гуманистическую цивилизацию. Изменятся базовые понятия добра и зла.
Я поморщился, пытаясь скрыть свое раздражение:
- Вам не кажется, что то, что вы сейчас говорите - не ко времени и звучит несколько заумно?
Меня перебил настоятель Данилова монастыря:
- Нет. Совершенно не заумно и точно ко времени, Андрей Егорович. Его высокопреосвященство говорит именно то, что должен был обязательно сказать.
Я чуть повысил голос: