Заговор Дракона. Тайные хроники

– Зажигай свой четверговый огонь, Горич! Читай книжки! Короче, занимайся своей мистикой! Но не учи меня – опытного вояку – проводить операции. Если я захотел убить Габриеллу, я все равно это сделаю. И никто меня не остановит. Тем более – ты. Да и вообще! Как ты можешь, Горич, защищать эту… мерзость!

– Да пойми ты, наконец, Ненад, чертов клоун! Если ты убьешь Габриеллу, как мы сможем разговорить Барченко?! Это же вампир с крайне низким болевым порогом восприятия!

– Что это значит? – заколебался Ненад.

– Это значит, что он совершенно не чувствует боли. Если даже ты будешь практиковать на нем китайскую казнь «тысяча кусочков», он даже глазом не моргнет! Ясно?! Ты знаешь такую казнь – «тысяча кусочков»?

– Нет. – Ненад опустил почти агонизирующую Габриеллу на тумбу, рядом с уже знакомой мне пепельницей в виде Кремля.

Собака все хрипела и клацала зубами от бессильной ярости. Наверное, пудинг не пошел ей на пользу. Барченко с большим интересом наблюдал за нашей словесной дуэлью. Было видно, что он сильно переживает за ее исход. Это точно была настоящая любовь, которая ничего не стыдится. Карич был прав. Головорезы также ждали, чем закончится наша перепалка. Когда я сказал Ненаду про «тысячу кусочков», я уловил в их глазах некоторое подобие уважения. Как же не уважать такого человека, который, оказывается, знал не только про четверговый огонь, но и про восточные способы пытки и казни?

– Так вот, Ненад, – берешь свой серебряный кинжал и отрезаешь кому-нибудь фалангу пальца, перевязываешь рану, чтобы подследственный или приговоренный к смерти не истек кровью. И так тысячу раз. Понятно? Эта казнь называлась в Древнем Китае «тысяча кусочков».

Киллер, похоже, принял мои слова за угрозу и выпятил грудь.

– И что?!

– Да то, тупой козел! Что ты можешь изрезать всего Барченко на куски, как Буратино, но он на это даже не прореагирует! Да врубайся ты побыстрей! Габриелла – это единственный козырь у нас в руках. Без этого господин Карич не сможет вернуть свои миллионы. Если ты убьешь эту собаку, Барченко как пить дать не проронит и слова, а там, в России, только этого и ждут, чтобы прикарманить денежки братьев Каричей. Я обязательно все расскажу Борису. Не думаю, что он будет доволен результатами нашей работы. Я даже не могу представить, что прикажет сделать с тобой разгневанный Неманя. Действительно не знаю!

– Неманя Карич? – Киллер наконец-таки задумался. – Вообще-то вы правы, профессор. Простите меня, я погорячился. – Он тяжело вздохнул, демонстрируя мне свое раскаяние. Теперь уже Ненад быстро уловил ситуацию и дал Габриелле легкий подзатыльник. – Тебе повезло! Но там, в бункере, я лично устрою тебе «тысячу кусочков»! – Собака недовольно завизжала. Она так страдала от собственной злобы и бессилия, что могла умереть только лишь от избытка этих чувств.

Мы начали собираться на выход. Головорезы, как это было принято издревле, проверили номер на наличие денег, золота и драгоценностей. Судя по их довольным лицам, трофеи были вполне приемлемыми. Они схватили Барченко и поволокли его, связанного серебряными нитями. Вампир держался стоически – быть может, его поддерживала мысль, что любимая собака еще жива. Я даже уловил в его глазах некоторую благодарность. Ненад прихватил с собой собаку в черном мешке, а я на правах начальника шел налегке. Мы дошли до микроавтобуса Каричей – большого просторного «Мерседеса». Мы с Ненадом сели впереди, головорезы со связанным Барченко и Габриеллой в мешке разместились в салоне. Машина тронулась в путь.

Мы ехали приблизительно три часа по просторной равнине Воеводины.

Ненад, похоже, знал место, куда следует прибыть. Он петлял по дорогам, пока мы не доехали до одного древнего селения. Затем, километрах в десяти от деревни, дорога в лесу вывела нас к бункеру братьев Каричей.

Бункер в лесу

Каричи или строители пыточного бункера знали, что делали: он располагался глубоко в лесу, вдали от любопытных глаз. Никто бы никогда не смог их обвинить в использовании нетрадиционных методов дознания. Хотя, что я тут говорю, эти методы уж куда как традиционны. Большая политика всегда предусматривала пытки в отношении политзаключеных. Что же касается маленькой политики различных группировок – экономических или политических, то пытки для некоторых деятелей просто хлеб насущный, без которых невозможно никакое делопроизводство.