Накануне Первой мировой полуфеодальная Россия по темпам промышленного роста опережала все европейские страны, врываясь в реальную конкуренцию с передовыми мировыми державами. Стремительно растущая Россия воспринималась как прямая угроза Европе и прежде всего отстающей в темпах развития Англии, но пока все еще самой Великой Державе. В 1907 г. П. Столыпин отмечал: «Англия больше всех ненавидит Россию и будет искренне радоваться, если… Россия не будет больше великим государством и распадется на целый ряд самостоятельных республик…».[1235]
Э. Хауз докладывал Вильсону в мае 1914 г.: «Англия не хотела бы совсем раздавить Германию, так как тогда она бы столкнулась бы один на один со своим старинным врагом, с Россией…».[1236]
В разговоре с кайзером в июне 1914 г. Э. Хауз утверждал, что «Россия представляет наибольшую угрозу для Англии… Англии выгодно, чтобы Германия сдерживала Россию, Германия является барьером между Европой и славянами».[1237]В самой Германии быстрое промышленное развитие России порождало страх. Ни Англия, ни Франция уже не могли конкурировать с Германией, последняя вытесняла даже США с ее собственных американских рынков. Э. Хауз в то время поддерживал мнение Бриана, который «считал, что, если бы теперь Германия не начала войны, она мирным способом завоевала бы весь мир…».[1238]
Единственная страна, которая обгоняла Германию в темпах развития, была Россия. При этом в отличие от Германии у нее были неограниченные сырьевые ресурсы, время работало на Россию. И это виделось из Германии гораздо большей угрозой, чем война с Францией и Англией, да и со всей Европой, вместе взятой.Германская элита откровенно паниковала. Генерал П. Рорбах в книгах «Немецкая идея в мире», «Война и германская политика» утверждал:
В 1911 г. генерал фон Бернарди в книге «Германия и следующая война» приходил к выводу: «Славяне становятся огромной силой… остановить их требуют не только обязательства перед нашими предками, но и интересы нашего самосохранения, интересы европейской цивилизации». «На нас лежит обязанность, действуя наступательно, нанести первый удар». Он призывал не ограничивать «германскую свободу действий предрассудками международного права».[1240]
Правительственная комиссия из Германии под руководством профессора Аугагена, посетившая в те годы Россию, пришла к выводу, что по завершении земельной реформы война с ней будет не под силу никакой державе.[1241]
Министр иностранных дел Германии Г. фон Ягов в июле 1914 г. констатировал: «В основном Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат… Наша же группа слабеет. В России это хорошо знают и поэтому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя».[1242]Угроза с Востока воспринималась германской элитой именно как военная угроза. Однако военных планов у России в отношении Европы никогда не существовало. Ллойд Джордж, например, в 1915 г. писал: «Я вообще не знаю, чтобы Россия когда-либо затевала наступательную войну против кого-нибудь из своих европейских соседей… Она хотела мира, нуждалась в мире и жила бы в мире, если бы ее оставили в покое. Она переживала начало значительного промышленного подъема, и ей нужен был мир, чтобы промышленность достигла полного расцвета… Что бы ни говорили о ее внутреннем управлении, Россия была миролюбивой нацией. Люди, стоявшие во главе управления ею, были проникнуты миролюбием».[1243]
Проблему германское руководство видело в том, что Россия выходила из статуса полуколонии. Что она становится самостоятельным конкурентоспособным государством.