Заговор францисканцев

Хаос в комнате врача являл собой разительный контраст упорядоченному рассудку этого человека. В дальнем от двери углу стояли узкая койка, маленький столик под единственным здесь окном и два табурета, а почти все оставшееся пространство занимал длинный рабочий стол. На столике у кровати помещался череп и песочные часы, а на стене висело раскрашенное деревянное распятие – напоминание для пациентов о преходящей природе жизни и грядущем спасении. Большой стол был завален до краев: огарки свечей, фляги для мочи, полные пилюль пиллуларии, колбы рядом с большим перегонным кубом, ступка с пестом, кипы переплетенных манускриптов... На странице открытой книги был изображен цветной круг – возможно, кольцо урины. Конрад еще в Париже читал что-то об этом уроско-пическом тесте: если моча больного выглядит красноватой и густой, он обладает сангвиническим гумором; если красноватой и жидкой, он склонен к хроническому раздражению. Каждый оттенок – синеватый, зеленый, пурпурный, черный – определялся соответствующей болезнью. Каминная доска была заставлена сосудами с порошками, помеченными символами металлов, кувшином с наркотической мандрагорой и лечебными пряностями: корицей, шелухой муската. Книжный шкаф рядом с койкой был набит книгами: больше томов Конрад видел только в монастырской библиотеке.

– Не торчи в дверях, брат, – Маттео подтолкнул его вперед и, кивнув на книги, добавил: – Этим я обязан Константину Африканскому. Он всю жизнь провел в странствиях по Леванту, а под конец стал монахом в Монте Казино. И посвятил остаток монашеской жизни переводам книг по медицине, для нас, студентов Салерно. Переводил сочинения древнегреческих мастеров, сохранившиеся у арабов, и труды сарацин тоже. Так что Гален стал нашей Библией (прости мне такое сравнение) и все десять книг аль-Аббаса мы учили наизусть.

Конрад со смешанным чувством обвел взглядом ряды книг. Он был потрясен их изобилием и немного стыдился своего любопытства. Святой Франческо его не одобрил бы. В расположении книг сказывался логический ум, который ничем не проявлял себя в обстановке комнаты. Легендарные греки, Гален и Аристотель, – на верхней полке, сарацинские врачи-философы – пониже. Он увидел четыре из сорока двух сочинений Гермеса Трисмегиста, трактат «Попечение о здоровье» Абул Хасана, трактат по собачьей водобоязни, «Канон врачебной науки» Авиценны и, полкой ниже, труды рабби Маймонидеса, а также Авензоара и Аверроэса. Нижняя полка, видимо, содержала труды па-лермских наставников Маттео: знаменитой Тротулы из Салерно и фармакопею «Antidotorium» – «Противоядия» маэстро Препозитуса из той же школы. В конце громоздилась кипа травников, среди которых Конрад узнал «De virtutibus herbarum» – «О благотворных свойствах трав» Платеария. Отчего это, задумался он, христианские авторы низведены на нижнюю полку?

Он пролистал «Methodus medendo» – «Метод врачевания» Галена и нахмурился при виде фронтисписа: языческий крылатый Асклепий с дочерьми, Гигеей и Панацеей.

– Да, добрый христианин нашел бы в этом собрании немало недостатков, – пробормотал он. – Я бы на этой странице предпочел увидеть святых Козьму и Дамиана или святого Антония, выражающих веру в исцеляющую силу Господа.

Маттео пожал плечами.

– Поверь, брат, я бы с радостью поместил здесь врачей нашей веры, но мало знаю таких, кроме учителей из Салерно. Святая Матерь Церковь упорно рассматривает тело как проклятье, а болезнь – как Божью кару. Я как-то слышал в Ассизи кающегося, страстно взывавшего: «О Господь, молю тебя, пошли мне хворь и немочи!» Он бы с радостью принял все что угодно: четырехдневную и трехдневную лихорадку, водянку, зубную боль, колики, припадки. Чем, скажи, поможет мое целительское искусство при подобных взглядах?

Конрад усмехнулся и поставил книгу Галена на место.

– Думается, я знаком с этим кающимся. Тебе приятно будет узнать, что он теперь пребывает в наилучшем здравии.

– В самом деле, приятно слышать. Надеюсь, его это не слишком огорчает.

Конрад потер ладонью заросшую щеку.

– Скажи, а в чем ты видишь корень болезни, если она не послана Богом в наказание или во испытание твердости?

– Ты вспоминаешь Иова?

– К примеру, – согласился Конрад. – Можно также, раз уж мы находимся в госпитале, привести пример Бартоло, прокаженного из Сан-Джиминьяно. Он принимал свою участь с таким радостным терпением, что в народе его прозвали Тосканским Иовом.

Врач с минуту обдумывал свой ответ.

– По правде сказать, ни я, ни мои собратья в медицине не могут с уверенностью сказать, в чем источник болезни. Как у нас говорится: «Где Гален скажет «нет», Гиппократ скажет «да»». Врачи расходятся во мнениях, и неизвестно, кто из них прав.

Говоря, Маттео перебирал стопку книг на рабочем столе и наконец извлек из нее тонкий переплетенный трактат.