Он опустил взгляд с потолка и неторопливо повел его по стенам, не задерживаясь на предметах и лицах, пока не остановился на торчащей перстом фигуре Гучкова.
Все сидели замерев, затаив дыхание.
— Раньше вашего приезда и после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы я думал в течение утра, — четко и негромко проговорил Николай. — Во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь…
Все, кроме престарелого, так ничего и не понимающего графа Фредерикса, подались вперед.
— …Теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду болезненности наследника мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучиться с ним я не могу.
Это решение было неожиданным для всех.
— Облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти, — растерянно пробормотал Гучков.
Генерал Рузский нашелся:
— Его величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то его величество будет с ним разлучен.
— Мы не можем дать на это ответа, — впервые подал голос Шульгин.
Все снова замолчали, словно бы не зная, что делать дальше.
— Давая свое согласие на отречение, — опять произнес Николай, — я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью?
— Нет, ваше величество, опасность не здесь! — забыв о церемониале, воскликнул Гучков. — Мы опасаемся, что, если объявят республику, тогда возникнет междоусобие.
Ему на подмогу опять пришел Шульгин. Он тоже стал рассказывать об обстановке в столице:
— В Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь почва. Относительно вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы четверть часа.
— У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, есть уверенность, что водворение старой власти — это расправа с ними, — начал вторить Шульгину
Гучков. — Поэтому нужна полная перемена. Нужен такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все.
— Хотите еще подумать? — не скрывая иронии, осведомился Николай.
— Нет, — решился Гучков. — Я думаю, что мы сможем сразу принять ваши предложения. Когда бы вы могли совершить самый акт?
Он расстегнул папку темной крокодиловой кожи:
— Вот проект, если бы вы пожелали…
— Проект нами уже составлен, — ответил, поднимаясь, Николай.
Все поспешно вскочили. Даже Шульгин и Гучков, подражая генералам, вытянулись.
Царь вышел из вагона.
Через несколько минут он вернулся. Протянул Гучкову листок размером в четвертушку писчей бумаги. Это был акт об отречении.
Отныне Николай II переставал быть «его величеством императором Всероссийским» и становился гражданином Николаем Александровичем Романовым.
— Надлежит решить еще несколько вопросов, менее значительных, произнес с виноватым видом Шульгин. — Необходим ваш указ о назначении председателем совета министров князя Львова. Желательно, чтобы на указе была проставлена дата раньше часа отречения. Сие нужно, чтобы подчеркнуть преемственность власти.
— Хорошо. На два часа раньше? Оба думца согласно кивнули.
— Кого бы вы хотели видеть верховным главнокомандующим? — продолжил Гучков.
— Мною решено уже раньше: великого князя Николая Николаевича, ответил Николай.
— Остается нерешенным вопрос о главнокомандующем войсками столичного округа… — начал Шульгин. — Генерал Иванов не…
Но его прервал Рузский:
— Когда вы были уже в пути, поступило ходатайство от Родзянки. Михаил Владимирович предложил кандидатуру генерала Корнилова. Государь одобрил и дал указ правительствующему сенату о назначении.
— В таком случае наша миссия исчерпана, — с облегчением проговорил Гучков.
Но его спутник не удержался:
— Разрешите узнать, ваше величество, о ваших личных планах. Вы прямо отсюда поедете в Царское Село?
Романов задумался.
— Нет… Я хочу сначала проехать в Ставку. Может быть, заеду в Киев, чтобы проститься с матушкой… А затем и в Царское.
— Мы приложим все силы, чтобы облегчить вашему величеству выполнение ваших дальнейших намерений! — с жаром воскликнул Шульгин.
Спустя несколько минут, оставив вагон-гостиную, эмиссары отправили в Петроград телеграмму: