Он был невысок. Стекла пенсне увеличивали зрачки шафранного цвета. Возвышенный лоб, умеренно выгнутые брови, спокойная пропорциональность лица, суженного седой бородкой, знакомого по портретам в журналах и газетах: вождя кадетов и недавнего министра иностранных дел Временного правительства, собственной персоной!..
– Желаете коньяку, кофе, чаю? – осведомился Милюков.
– Лучше чаю.
– Подайте, Машенька, – бросил он и, легко, по-приятельски взяв гостя под локоть, увлек в угол кабинета, в кресла под торшер.
– Судя по вашим наградам и повязке на голове, вы только что с фронта? Превосходно. Мне бы очень хотелось получить сведения из первых рук.
Он был в стеганом шелковом шлафроке и располагался в кресле мягко, уютно, как большой ухоженный кот.
– Простите, как вас величают по имени-отчеству?.. Владимирович?.. – он на мгновение наморщил лоб. – Владимир Евгеньевич – ваш отец? Я так и подумал. Достойная фамилия... Мы были в приятельских отношениях с вашим покойным отцом. Выдающийся ученый! И такая трагическая смерть...
Антон нахмурился. Профессор уловил. Сделал паузу. Переменил тему:
– Хотелось бы узнать, как там, на фронте? Главное: как там относятся к происходящему ныне в Питере?
– По-разному, – собираясь с мыслями, скупо ответил Путко, все еще не понимая, чего ради подполковник из "Союза офицеров" направил его в этот дом.
– Прежде всего отношение армии к большевизму и к Ленину, настойчиво-мягко уточнил профессор. – Как относятся нижние чины и младшие офицеры?
– Почему именно младшие?
– Позиция старшего командного состава мне известна. Может быть, даже лучше, чем вам... Это каста, воспитанная в строгих представлениях о долге и чести. Даже неотвратимые февральские события почти все генералы и штаб-офицеры поняли с трудом. А вот среди молодых...
Горничная уже вкатила столик с чаем и бисквитами.
– А вот среди молодых... Многие были произведены в офицеры из университетов и институтов, а в учебных заведениях они не могли быть вне политики, – профессор понимающе улыбнулся. – С одной стороны, это хорошо им по плечу разобраться в животрепещущих вопросах современности. Но с другой – многие студенты были подвержены сильному социал-демократическому влиянию. Так как обстоят дела сейчас, после июльских событий? Развеялись иллюзии?
– Нет, – твердо сказал Антон. – Мало кто верил и верит, что большевики – германские шпионы. Влияние идей Ленина все шире распространяется среди солдат и затрагивает офицерский корпус. Вы правы – прежде всего молодежь, младших офицеров.
Милюков по-своему понял решительность ответа собеседника:
– Вы молодец, Антон Владимирович, – вы трезво смотрите на вещи. Здесь, в столице, многие убаюкивают себя... Преждевременно. Опасность возрождения большевизма не ликвидирована. И конечное слово будет принадлежать армии.
"Вот оно что... Хочет получить ориентировку из первых рук..."
– А каково ваше отношение к Временному правительству? К министру-председателю? – продолжил хозяин кабинета.
– Бессовестные болтуны. И самый большой болтун – Керенский.
– Вынужден с вами согласиться, мой юный друг. Александр Федорович, к огорчению, как флюгер. Откуда ветер дует... – Он помолчал, допил чай, неторопливо, со вкусом раскурил трубку, предупредительно раскрыв перед гостем шкатулку с сигарами, сигаретами и папиросами. И как бы между прочим, без понуждения, спросил: – А как относится армия к фигуре главковерха Корнилова?
– До бога высоко, до главковерха далеко... – позволил себе пошутить Антон. – По совести говоря, не знаю.
– Не беда. Время все поставит на свои места. – Милюков мягко улыбнулся. – Когда пробьет час.
Антону почудилась в этих словах перефразировка "дня икс", упомянутого горским князем.
– Что вы хотите этим сказать, профессор?
Павел Николаевич не спешил с ответом. Пососал трубку. Не отрывая мундштука от губ, выпустил ароматный дым. Из-за неплотно прикрытой двери донеслось:
Профессор отнял от губ трубку:
– У супруги сегодня день салона... – голос его был снисходителен.
Из залы донеслись аплодисменты.
– А стихи действительно превосходны. Как предзнаменье. Ведь Федя написал их не сегодня – год назад... – Милюков вздохнул. – Год – а как все изменилось, и грядет уже новый, "пламенеющий день". – Он снова пососал мундштук. – Лютер говорил: ум человеческий подобен пьянице – поддержи его с одной стороны, он свалится на другую... Да, продолжает шататься из стороны в сторону род людской, обманываемый, но не теряющий веры в возможность достижения желанной цели. От времен Древней Индии, Египта, Ассиро-Вавилонии и Иудеи жрецы занимались гаданием, пытались раскрыть смысл прошедшего и предугадать таинственное будущее. Да и нынче – только объявится прорицатель, как все к нему валом валят.
– О ком вы говорите?