Заговор генералов

– Хватит об утопленнике, что там на фронте, Константин? – повернул он разговор в обычное русло.

Прапорщик ухватился за газету, как за якорь спасения:

– Под Ригой: "Сильный обстрел наших позиционных участков и наступательные попытки пехоты. Кроме огня тяжелой артиллерии германцы использовали бомбометный огонь минами, начиненными газами..."

Он все еще не мог успокоиться и читал без выражения. Стертые слова и равнодушный голос. А у кого-то в эту самую минуту так же, как тогда у Антона, выжигает глаза...

– "На Румынском фронте, потесненные атаками противника, наши войска в районе Бакэу отошли на новые позиции..."

Путко вспомнил: там, в предгорьях Южных Карпат, на позицию его батареи среди болот вышел минувшим летом генерал, бежавший из австрийского плена. Корнилов. Измученный, запаршивевший, с лицом вепря. Официальная молва вознесла его. Генерал был принят во дворце, награжден, произведен в следующий чин и назначен на корпус. Как тогда Кастрюлин-младший, Петр, огрел его по шее!..

Антон уже не слушал Катю. Отдался мыслям, в которых только и черпал тепло и надежду. Что бы с ним ни случилось, был он нужен и будет нужен! Не молоху войны – товарищам. Петру, длиннорукому заряжающему четвертого орудия, вестовому Цвирке, Авдею – всем солдатам, которых сплотил там, на батарее, и которым передал частицу своей правды.

Но как трудно шел к ним Антон!.. Это оказалось трудней, чем по-пластунски ползти через простреливаемое поле.

Осторожно, капля по капле, вливал он в сознание солдат свое представление о мире и о роли в нем каждого. Большинство солдат на его батарее умели читать. Кое-кому он начал давать брошюрки, которые раздобывал у товарища из подпольного дивизионного комитета. Удалось ему достать и тоненькую книжицу, вложенную в обложку солдатского песенника. – манифест ЦК РСДРП "Война и российская социал-демократия".

Сколько недоуменных, даже враждебно-отчужденных вопросов посыпалось на него! "Выходит, – наседал Петр Кастрюлин, – надо играть труса? Германец прет, а ты ему спину показывай: не хочу, мол, проливать твою германскую пролетарскую кровь?" – "Нет, – разъяснял Путко, – труса мы играть не будем. Но мы должны быть готовы к тому, чтобы, когда пробьет час, повернуть эти гаубицы против царя". – "Против... царя? – лицо Кастрюлина белело, на щеках проступали рытвины оспин. – Да за такие слова..." – "Говорю прямо, потому что поверил вам, Петр. Тут задача простая: или за царя, или за народ". "Выходит, вы, ваше благородие, сицилист?" – "Оставь "благородие" для строя. Да, я – социалист. А точней... – и впервые за годы выговорил: – Я большевик". – "Это кто ж такие?" – Сначала Петру. Потом, уже вдвоем с ним его напарнику Авдею. Другим. Они поняли: он доверяет им свою жизнь. За такие разговоры, да еще на фронте, поставят к стенке. Но тем понятней открывалась им его правда. "Большевики призывают не отдать Россию германцам, а всем вместе – и русским, и немецким, и французским, и австрийским солдатам – выступить против своих правительств. Воевать не за Босфор и Дарданеллы, не за эти вот Карпатские горы, а за то, чтобы никогда больше не было захватнических войн. Чтобы люди были не "серой скотинкой", а гражданами свободного государства". И новые вопросы: а что такое свободное государство, что такое – гражданин, империалист, социал-демократ, социалист-революционер?.. От самых азов политической грамоты. Он чувствовал: почва уже глубоко вспахана, разрыхлена. Можно бросать в нее семена. Петр стал в ячейке одним из самых крепких и понятливых. Пора было браться и за соседнюю батарею, за весь дивизион. В начале зимы их дивизион перевели с Румынского фронта на Северный, под Ригу. В пути, в эшелоне, Антон приглядывался к солдатам других батарей. Поручил и Кастрюлину прощупать.

И вдруг – та газовая атака... Как там сейчас Петр, остальные его товарищи? Прорастут ли семена? Не затопчут ли всходы?..

– Ишь ты! – вернул его на постылую лазаретную койку голос Кати. – У нас еще только сочельник, а у них в Европе завтра как раз первое января, Новый год! Вот, из Парижа: "Монархи России, Великобритании, Бельгии и Сербии по случаю наступления Нового года обменялись с президентом Французской республики Пуанкаре пожеланиями успеха и заверениями в решимости довести до победы войну, разразившуюся над Европой по вине австро-германцев, которые и несут за нее ответственность перед историей".

Петр Кастрюлин при последнем их разговоре уже нетерпеливо спросил: "Когда ж все солдаты повернут ружья?" – "Когда поймут, что без этого мира не будет", – ответил Антон. "Долговато ждать!" – "Ты же вот понял".

– Нам на рождество подарки будут непременно, – продолжал прапорщик. Наденька сказывала, уже елку в зале убирают.

– Тебе б, ёшь-мышь, только подарки, – пробасил Шалый. – А мне отписали: моих батраков забрили, одни бабы остались – вот тебе и дарины...