ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

А Борис Николаевич обсудил предложение Лебедя с Шахраем и Бурбулисом, после чего к 17 часам родился указ о назначении Ельцина законным Верховным главнокомандующим»[399].

Увы, этот указ Б. Ельцина, как и все предыдущие, согласно которым все силовые структуры СССР на территории РСФСР переходили под юриспруденцию России, был неконституционным.

Мало того, и все последующие его указы, в том числе о запрете деятельности компартии России, были незаконными. Таким образом, в течение этих трех дней Б. Ельцин, а отнюдь не ГКЧП, совершил государственный переворот, то есть тягчайшее преступление по развалу страны.

С уходом десантников генерала Лебедя, штурма Белого дома не последовало, хотя напряжение час от часу нарастало, поскольку служба охраны президента России располагала полной информацией о действиях военных.

Продолжим цитирование А. Коржакова:

«Самой страшной оказалась вторая ночь (с 20 на 21 августа. — А. К.). Приходили офицеры КГБ, предупреждали нас о грядущем штурме по телефону. Даже с «Альфой» мы поддерживали связь. Бойцы группы сообщили, что сидят в полной готовности и ждут приказа.

Накануне я рассказал президенту о предложении американцев (о возможности предоставления президенту политического убежища. — А. К.).

— Борис Николаевич, если что-то произойдет, я вас разбужу. У нас два пути. Либо спуститься в подвал и выдержать несколько дней осады. Потом мы там сами, без посторонней помощи погибнем. Либо поедем в американское посольство. В нем можно скрываться долго и всему миру рассказывать о событиях в России.

Ельцин выслушал мои доводы и произнес только одно слово:

— Хорошо.

Я его ответ истолковал так: как решите, так и поступим»[400].

В ту ночь они приготовились к последнему и решающему бою. Даже человеку несведущему в военной науке было ясно, что любое сопротивление бессмысленно.

Первым не выдержали нервы у предсовмина Силаева. Он распустил по домам работников аппарата и трагическим тоном объявил Ельцину, что пусть лучше его возьмут дома, чем он погибнет в кровавой мешанине. «Сегодня ночью с нами будет покончено, — воскликнул отважный премьер. — Прощайте!»

Это малодушие Ельцин припомнит Силаеву очень скоро: уже через месяц его отправят в отставку…[401]

Решающую ночь Борис Николаевич провел в своем кабинете. На случай штурма был разработан план его срочной эвакуации в американское посольство, расположенное неподалеку. Американцы даже специально держали открытыми задние ворота, но Ельцин в последний момент от спасения отказался.

Когда раздались первые выстрелы, президент крепко спал прямо в одежде. Он даже ничего не успел понять, как Коржаков растолкал его и, спустив на лифте в гараж, посадил в машину.

«И тут Ельцин спрашивает:

— Подождите, а куда мы едем?

Видимо, только сейчас он окончательно проснулся.

— Как куда? — удивился я. — Американское посольство. Двести метров, и мы там.

— Какое посольство?!

— Борис Николаевич, я же вам вчера докладывал, что у нас есть два пути: или к американцам, или в свой собственный подвал. Больше некуда.

— Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно.

— Ну вы же сами согласились с предложением американцев, они ждут, уже баррикаду разгородили!!!

— Возвращаемся назад, — твердо заявил Ельцин»[402].

Максимум, в чем удалось его убедить, так это спуститься в бомбоубежище, где и провел он всю ночь до рассвета, снимая стресс излюбленным своим методом.

Пресс-секретарь президента Павел Вощанов признавался позднее, что именно в ту ночь окончательно принял для себя решение уйти в отставку.

«Люди искренне решили защищать демократию, своего президента. Сидели на ступенях, жгли костры. А там был накрыт стол, и Борис Николаевич с ближайшим окружением «расслаблялись», ожидая разрешения ситуации. Когда я увидел это — мне не по себе стало…»[403]

Впрочем, у Ельцина имелась уважительная причина. Он «расслаблялся», веря, что это — последнее в его жизни застолье.

И то, что остался он в Белом доме накануне обещанного штурма, поступок — надо признать — довольно отчаянный. Впрочем, другого пути у Ельцина попросту не оставалось. Если б в ту ночь он дрогнул и сбежал в американское посольство, бросив десятки тысяч своих сторонников на произвол судьбы, его политическая карьера на этом и закончилась бы. Продолжая революционные аналогии, в истории страны Ельцин навсегда остался бы вторым Керенским — только что без женского платья, хотя тот же Коржаков и предлагал загримировать его, приклеив парик и усы: «Я, кстати, недавно разбирал свои вещи и неожиданно нашел эти исторические усы с париком. Почти как новенькие.

Эту идею с гримом я почерпнул когда-то из фильмов про Ленина. Подумал: вдруг нам тоже придется уходить от слежки. У знакомых артистов взял театральный набор. У меня были с собой 34 парика и всевозможные накладные усы: висящие, торчащие. Но Ельцин их ни разу так и не примерил»[404].

Б. Ельцин и сам упоминает об этом театральном реквизите: «Почти все, находившиеся в Белом доме, понимали, что по логике вещей, штурм должен быть. Штурм был просто необходим этим проклятым путчистам…