Заговор Холокоста: Международная политика геноцида

Вот еще один пример двусмысленности позиции духовенства в отношении массовых убийств. Незадолго до конца войны, в 1934 году, в городе Фульда состоялась ежегодная конференция немецких католических иерархов. Было принято решение, что церковь должна помочь невинным жертвам репрессий, о чем в каждой церкви будет прочитано соответствующее письмо. Среди групп, к которым нужно проявить сострадание и христианскую любовь, назывались «невинные заключенные, разоруженные военнопленные… и другие заключенные разных национальностей и происхождения». Упоминались также «иностранные рабочие» – по сути, рабы, которых в больших количествах завозили с завоеванных территорий и заставляли работать на германскую военную машину. Но евреев – главную цель нацистской машины смерти – епископы не упомянули ни разу, тем самым еще раз подтвердив, что они не заслуживают помощи. Понятие «разных национальностей» распространялось в первую очередь на славян, так что епископы вполне могли бы отдельно упомянуть евреев, как они упомянули военнопленных и иностранных рабочих. Если бы евреи были упомянуты прямо, этим епископы показали бы, что евреи тоже заслуживают христианской любви, что они не «убили Христа» и не прокляты Богом. Епископы не сделали эту оговорку, чем дали понять, что поддерживают эти предубеждения. Соответственно, евреи не могли рассчитывать на поддержку церкви, даже формальную.

Но нельзя сказать, что не было вообще ни одного священника, выступавшего против гонений на евреев. Одним из таких ярких исключений из общего правила был Бернхард Лихтенберг, настоятель храма Святой Ядвиги в Берлине. Став очевидцем ужасов Хрустальной ночи, он начал публично молиться за жертв этой трагедии. Более того, он спрятал трех евреев в доме своего друга. Однако власти об этом узнали, вломились в этот дом, на месте убили евреев, а Лихтенберга арестовали. Два года он провел в тюрьме, после чего был отправлен в концлагерь Дахау, но до места назначения так и не доехал: при загадочных обстоятельствах отец Лихтенберг «скончался» в пути. Все это время отношения между Ватиканом и германскими властями оставались ровными и благоприятными.

Надо заметить, что там, куда не достигало влияние немецкой церкви и папского посланника в Берлине, были и отдельные священники, и целые епархии, бросавшие вызов официальной позиции Ватикана. Так, в Голландии в 1943 году церковь запретила полицейским-католикам выслеживать евреев. В итальянском городе Фиано молодой священник по имени Альдо Мей спрятал еврейскую семью в церковном морге. Когда об этом узнали власти, евреев убили, а отца Мея арестовали. В Гестапо его пытали, потому что он отказался назвать местонахождение еще шестерых евреев, которых прятал. Забытый Ватиканом, который не хотел рисковать налаженными отношениями с немцами, он выстоял все пытки и перед смертью записал в своем требнике: «Я умираю с запечатанными устами и в безмятежности Божьего мира». В литовском городе Видукле сельский священник отец Йонас прятал тридцать еврейских детей депортированных родителей. Немцы узнали об этом от информатора, и когда они прибыли на место, отец Йонас забаррикадировал проход и прокричал: «Если вы хотите убить детей, вам придется сначала убить меня». Что немцы и сделали: очередью из автомата был убит священник, и еще несколькими очередями – дети[178].

Вне Германии руководства национальных церквей понимали, как следует поступать, но против них играло и влияние Германии, и собственные марионеточные режимы. В июле 1942 года все епископы и кардиналы оккупированной Франции подписали обращение к маршалу Петену, марионеточному правителю Франции. В обращении говорилось:

«Мы чрезвычайно шокированы массовыми арестами и бесчеловечным обращением с евреями и не можем удерживать голос нашей совести. Во имя человечности и христианских принципов мы выражаем протест против нарушения неотчуждаемых прав человека… Мы просим Вас прислушаться к этой просьбе и не попирать справедливость и милосердие»[179].

Формулировка обращения была серьезной, но с адресатом авторы явно ошиблись: Петен просто выполнял указания своих немецких начальников. Правильнее было бы направить протест немцам, но и тогда он вряд ли возымел бы действие, поскольку позиция Ватикана оставалась безучастной. Папа был единственным человеком, способным всерьез повлиять на ситуацию. Его влияние на население оккупированных территорий Восточной Европы: поляков, прибалтов, хорватов, словаков и др. – продолжало оставаться очень большим.