— Король, который со дня на день прибудет к нам, просил меня предоставить ему достоверные сведения о новгородских делах. Новгородцы обратились к его величеству с письменной просьбой поддержать их в борьбе с московскими захватчиками. Письмо подписано митрополитом Феофилом и рядом знатных горожан. Они утверждают, что готовы вернуть себе былую свободу путем вооруженного восстания против московского владычества и просят поддержки. Король, не желает войны с Москвой, и не очень верит в серьезность новоявленных бунтовщиков. Поэтому он просит меня предоставить ему точную информацию о том, что в действительности там происходит. Эту информацию я жду от тебя. Завтра же ты отправишься в Новгород. Как раз недавно некий купец из Рославля по имени Елизар Бык попросил предоставить ему охрану на время торговой поездки в Новгород и обратно. Я пообещал ему двадцать копейщиков и офицера. Вот тебе документы на имя литовского дворянина Повиласа Шайны, сотника королевского полка копейщиков, который официально сопровождает торговый караван купца Быка. Пока купец будет торговать, ты ознакомишься с положением дел в городе — в этой грамоте имена и адреса наших сторонников, с которыми ты должен встретится — запомни их и сожги грамоту перед тем, как отправишься в дорогу. По плану купца вы должны вернуться через две-три недели, но если возникнет срочная необходимость, оставь охрану каравана на десятского и немедля скачи обратно.
— Будет исполнено, пан маршалок, — Андрей поклонился, взял протянутые Ходкевичем грамоты и верительные документы, аккуратно спрятав их в сумку на поясе.
— У тебя нет никаких вопросов, князь?
— Нет, пан маршалок, мне все ясно.
— Тогда успеха и до встречи!
Андрей вышел из загородного дворца маршалка, расположенного в живописной местности на Жверинасе, за рекой Вильняле, попрощался с офицером охраны, тщательно запершим за ним высокие ворота дворца и, сев на коня неторопливо направился в сторону города.
Этот последний солнечный день в том году, таким был пригожим и теплым, будто вовсе не начало ноября стояло на дворе, а весна ранняя, да только никак не обмануться — все вокруг золотое и желтое, падают с деревьев осенние листья, а в огромном монастырском парке, сквозь который проезжает каждый раз князь Андрей, направляясь к Ходкевичу и покидая его дворец, всегда слышен звонкий девичий смех, и мелькают за высокой оградой серые накидки молоденьких монашенок, должно быть, учениц монастырского пансиона для благородных девиц, у них ежедневная утренняя прогулка, и они резвятся на воздухе, визжа и бегая друг за дружкой, а одна, совсем еще девчушка, прижалась личиком к прутьям накрепко запертой калитки и смотрит, смотрит на него, как он, молодой и красивый проезжает неторопливо на коне и сворачивает за угол, а, свернув, морщит лоб, — ну кого же напоминает ему эта маленькая монашка, — нет, нет, этого не может быть — это никак не может быть она, ну откуда же ей тут взяться, да нет, конечно, просто почудилось, просто старое незабываемое воспоминание, но не надо об этом думать, не надо, не надо, не надо — это все бесплодные и странные фантазии…
— Панна Русиновская-Сурожская! Панна Барбара! — Зовет воспитательница противным металлическим голосом, и десятилетняя Варежка, с трудом оторвавшись от калитки, становиться вместе с другими девочками в ряд, и они идут в монастырскую каплицу, очень маленькую, но необыкновенно красивую, стоящую прямо здесь в саду, и начинают утреннюю молитву. Варежка не знает, о чем молятся другие девушки, но она молиться всегда об одном и том же.
— Матерь Божья, Пресвятая Дева, помоги и помилуй, сделай так, чтобы я поскорее выросла, и чтобы князь Андрей, который уже третий раз, проезжая мимо, не узнает меня, не забыл совсем бедную Варежку, которая так его любит и прошу тебя, умоляю, ну пусть он, хотя бы несколько лет еще не женился, а потом, когда я всему здесь выучусь и стану такой же умной и образованной, как он, я сама ему о себе напомню, и тогда, пожалуйста, сделай так, чтоб он полюбил меня, но только по-настоящему, как взрослую девушку! А еще, Матерь Пресвятая Богородица, спаси и сохрани батюшку моего Антипа, по которому я так здесь скучаю, и пусть в том темном лесу, где он сейчас находится, станет светлей, теплей и уютней от моей горячей к нему любви и преданности…
Глава четвертая
БОГЕМСКИЙ ПРИНЦ, ЛИТОВСКИЙ РЫЦАРЬ И ПРИДАНОЕ КНЯЖНЫ АННЫ
Антип Русинов, вопреки представлению своей юной дочери находился сейчас вовсе не в темном лесу, а на ярко освещенной солнечной поляне, и было ему достаточно тепло и уютно, если не считать, конечно, того, как больно ныла в сердце, словно незажившая рана, глубокая грусть от разлуки с любимой Варежкой.
Однако, следовало заниматься делом, и Макс фон Карлофф, принц богемский, ставший его правой рукой в разбойничьем лагере, как раз докладывал о неожиданном богатстве, которое просто само шло в руки.