Заговор королевы (Оформление Н. Лазинской)

— Однако как легко ошибиться! — воскликнул влюбленный король. — Эта восхитительная темнота произвела полнейший переворот. Я был совершенно прав, приказав потушить свечи. Вы, прекрасная Эклермонда, казавшаяся несколько минут тому назад олицетворенной стыдливостью и скромностью, настоящей недотрогой, теперь так же любезны и снисходительны, как… как кто? — Как снисходительная Ториньи.

— А! Государь, — прошептал тихий голос.

— Право, моя красавица, — продолжал восхищенный монарх, — вы так очаровательны, что мы готовы стать еретиком.

В эту минуту глухой голос произнес над его ухом следующие слова: «Vilain Herodes».

Король вздрогнул.

Мы уже говорили, что он был в высшей степени ханжа и суеверный человек. В это время его рука так сильно задрожала, что он едва мог удерживать хорошенькие пальчики, которыми завладел.

— Что вы сказали? — спросил он после минутного молчания.

— Я не произнесла ни одного слова, государь, — отвечала его собеседница.

— Ваш голос странно изменился, — отвечал Генрих, — я едва узнаю его.

— Слух вашего величества обманывает вас, — отвечала дама.

— Обман столь реален, — сказал Генрих, — поскольку мне кажется, как будто я уже не раз слышал этот голос. Это доказывает, как легко ошибиться.

— Это правда, — отвечала дама, — но может статься, голос, о котором говорит ваше величество, был для вас приятнее моего?

— Нисколько, — сказал Генрих.

— Значит, вы не желали бы заменять меня другою? — робко спросила дама.

— За все мое царство, — вскричал Генрих, — я не желал бы променять вас на другую! Та, которую вы имеете в виду, нисколько на вас не походит, моя прелесть.

— Совершенно ли вы в этом уверены, государь?

— Как в моем спасении, — отвечал Генрих со страстью в голосе.

— В котором ты отнюдь не уверен, — проговорил снова над его ухом гробовой голос.

— Вот опять, неужели вы ничего не слышали? — спросил снова испуганный Генрих.

— Совершенно ничего, — ответила дама. — Что за странные у вас фантазии, государь?

— И точно, странные! — отвечал дрожавший Генрих. — Я начинаю думать, что дурно поступил, полюбив гугенотку. Клянусь Варфоломеевской ночью, вам необходимо изменить религию.

— Это ты должен переменить свою, Генрих Валуа, — ответил замогильный голос, — иначе дни твои сочтены.

— Господи, прости меня грешного! — вскричал в ужасе король, падая на колени.

— Что вас так сильно тревожит, ваше величество? — спросила его собеседница.

— Прочь! Прочь! Прекрасное видение, — вскричал Генрих, — удались!

— Оставь в покое эту добродетельную гугенотку — продолжал голос.

— Во грехе зачала меня мать моя, — продолжал Генрих.

— Совершенно верно, — отвечал голос, — если же нет, то имя Фернелиуса подверглось постыдной клевете.

— Фернелиус! — повторил Генрих, едва понимая слова, раздававшиеся в его ушах, и вообразив в своем ужасе, что голос назвал себя тенью покойного доктора его матери. — Ты душа Фернелиуса, вышедшая из чистилища, чтобы меня терзать, — продолжал Генрих.

— Ты угадал! — торжественно отвечал голос.

— Я велю совершить ночные бдения за упокой твоей души, мой бедный Фернелиус, — продолжал король. — Перестань меня преследовать, и да упокоит Господь душу твою в селениях праведных.

— Этого недостаточно! — отвечал голос.

— Я все сделаю, что ты прикажешь, мой добрый Фернелиус, — сказал король.

— Люби своего шута Шико, — продолжал голос.

— Как моего брата, — отвечал Генрих.

— Не как твоего брата, а как самого себя, — отвечал голос Фернелиуса.

— Буду, буду, — вскричал король. — Что надо еще делать?

— Перестань по-пустому гоняться за добродетельной Эклермондой и возвратись к той, которую покинул.

— Про которую говорите вы? — спросил озадаченный король. — Кого имеете вы в виду, уважаемый Фернелиус, — королеву Луизу?

— Нет, Ториньи, — отвечал голос.

— Ториньи! — повторил Генрих с выражением отчаяния. — Назначьте любую из моих прежних любовниц, лишь бы не нее, нельзя ли иначе уладить дело?

— Другого выбора нет, — важно отвечал голос.

— Ну, так я лучше соглашусь, — отвечал Генрих, — подвергнуться… Ах, черт возьми! Выходец с того света смеется! Это чья-нибудь шутка! — вскричал он, совершенно успокоившись, поднявшись на ноги и хватая правой рукой находившийся вблизи него предмет. — Здесь есть изменники, — продолжал он, услышав удаляющиеся шаги. — Это не привидение, не Фернелиус.

— Именем неба, о чем же вы так долго говорили, ваше величество? — спросила дама с поддельным удивлением.

— Сейчас узнаете. Клянусь Богом, сударыня, вы пожалеете о своих поступках и ваш соучастник будет наказан за свою дерзость. Мы без особенного труда угадали, кто сыграл с нами эту глупую шутку. Эй, огня! Огня!

Говоря это, он приложил к губам свисток. Двери тотчас раскрылись, и прибежали слуги со свечами.

Свет упал на короля и его даму, которая, вероятно, смутившись от присутствия такого множества зрителей, закрыла лицо руками.