Заговор королевы (Оформление Н. Лазинской)

Но когда он подумал о том, как давно Руджиери занимается ремеслом мага, и о том, что башня, в которой он жил, была выстроена под его руководством, то его восхищение ловкостью астролога сильно уменьшилось, а нетерпеливое желание положить конец этим проделкам стало сильнее прежнего. Впрочем, в некотором отношении промедление, вызванное этими заклинаниями, соответствовало его желаниям, поскольку давало ему возможность придумать какой-либо способ выпутаться из опасного положения, в котором он находился, или, по крайней мере, исполнить самое сокровенное для него желание — сообщить Эклермонде тайну ее рождения. Он погрузился в грустные размышления. Вдруг одна мысль мелькнула в его голове. Средство было очень рискованное, но только одно оно предоставляло какую-то вероятность на успех. Отвязав свой шарф, он завернул в него снятый им с груди пакет вместе с бантом, полученным им от Эклермонды и, подозвав Друида, постарался как можно крепче обвязать шарф вокруг туловища собаки.

Исполнив это, он с облегчением вздохнул и направился к астрологу. В эту минуту колдунья исчезла. Руджиери услышал шаги кавалера и голосом, полным испуга и ярости, закричал:

— Идите прочь, идите прочь, сеньор! Уходите или вы погубите свою душу! Не переступайте этого заколдованного круга, молодая девушка будет ваша, потерпите еще одну минуту. Возьмите это кольцо, подарок колдуньи, с его помощью ваша любовь станет непреодолимой, но отойдите, или, клянусь Оримасом, я прибегну к своей науке, чтобы принудить вас повиноваться.

Высказав это, Руджиери надел кольцо на палец кавалера и ударил ногой по паркету. Кавалер вскрикнул от нетерпения, но в эту минуту кто-то неожиданно сильно схватил его сзади за плащ, и он невольно отступил на несколько шагов и выхватил кинжал с намерением освободиться от напавшего на него, — как ему показалось, — карлика, но вдруг почувствовал, что его выпустили, в то же время перед ним открылась занавесь, и он увидел в маленькой комнате спящую итальянку.

Глава тринадцатая ДВЕ МАСКИ

Лампа, висевшая над убогим ложем, на котором спала молодая девушка, бросала слабый свет на лицо несчастной. Мертвенная бледность покрывала ее лицо, и хотя черты ее выражали спокойствие, но было видно, что это не естественный сон, а оцепенение, вызванное каким-нибудь успокоительным снадобьем. На ней был ее утренний мужской костюм; черные, беспорядочно раскиданные волосы еще резче подчеркивали необыкновенную белизну ее плеч и шеи. В ее положении было что-то трогательное, и Кричтон ощутил сильное волнение в крови. Действие ее красоты было так неотразимо, что на минуту в его сердце закралось чувство, более похожее на любовь, чем на сострадание. В оправдание этой минутной слабости мы добавим, что даже сама Екатерина Медичи, до того времени не имевшая понятия о красоте джелозо, была так поражена прелестным лицом, которое она теперь внимательно рассмотрела, что не удивилась сумасбродной страсти ее знатного собеседника.

— Клянусь Богородицей, — воскликнула она, — эта молодая девушка прекраснее, чем мы думали. Возможно ли, чтобы это очаровательное создание принадлежало к низшему слою общества?

— Кажется, нет, судя по амулету, находящемуся у меня, — отвечал человек в маске.

— Позвольте мне, сеньор, осмотреть внимательнее этот ключ, — сказал Руджиери, подходя к ним. — Я, может быть, найду ответ на вопрос вашего величества. А пока, прошу вас, возьмите этот флакон. Девушка, как вы видите, спит, но дайте ей вдохнуть, и ее сон в минуту улетучится.

— Ей лучше бы никогда не просыпаться, чем проснуться с позором, — прошептала маска, беря флакон и передавая золотой ключик Руджиери. — Бедная девушка, мои надежды спасти тебя от преследований и от того, что хуже самой смерти, едва ли осуществятся. Но я попытаюсь. Я поклялся, что спасу тебя, и исполню свою клятву или погибну.

Размышляя таким образом, гость королевы поднес флакон к лицу молодой девушки. Ему не пришлось долго ждать последствий. Итальянка вздрогнула и открыла глаза, но, как только взгляд ее упал на черную маску, находившуюся около нее, она с криком ужаса поспешила отвернуться.

— Опять он! — вскричала она. — Матерь Божья, защити меня от этого демона!

Незнакомец нагнулся к терявшей сознание молодой девушке и шепнул ей на ухо ее имя:

— Джиневра!

Сокол не летит быстрее на призыв своего господина, чем встрепенулась итальянка при звуке этого голоса.

Дрожа с головы до ног, она привстала на постели и, устремив взгляд на склонившегося над ней человека, силилась проникнуть взором за отверстия его маски. Словно для того, чтобы найти подтверждение своей догадке, она откинула черные косы, быстро провела рукой по лбу, как бы собираясь с мыслями, и воскликнула:

— Этот голос… Не сплю ли я? Возможно ли, чтобы это говорила маска? Мне показалось, что мое имя было произнесено голосом, таким приятным, таким дорогим, таким нежным, но это должно быть, сон. Как мог он узнать мое имя? Я так ослабла! — И она снова упала на кровать.