Наступил миг всеобщей растерянности, старческие руки потянулись друг к другу, ища поддержки, ибо эти несчастные привыкли всегда цепляться один за другого. У комиссара подступил комок к горлу, и, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы умиления, он высморкался.
– Наверняка вы сейчас чувствуете себя героями, вполне достойными предков… Верно? Ну что ж, садитесь!
Кастелле принес кресла и расставил их полукругом перед столом шефа. Слева сели Поджьо – Шарль и Барберина. Он в свое время был замечательным мастером-часовщиком, а она, очень неглупая девушка, закончила школу и даже получила аттестат. Рядом с ними устроились Жан-Батист и Антония Мурато. Жан-Батист, очевидно, хуже переносил бремя лет и оставался совершенно безучастным, словно ни на чем не мог сосредоточить внимание. Единственная пара, в которой муж опирался на руку жены. Потом – Базилия. Она держалась немного особняком, и уже в одном этом Сервионе почудился вызов. Старуха спокойно смотрела на комиссара, явно не испытывая никакого страха. За ней сидели Пастореччья – сохранившая душевную молодость Коломба и ее супруг Паскаль. Он и теперь смотрел на жену так, словно она до сих пор оставалась ослепительной красавицей, за которой он ухаживал полвека назад. И наконец, Прато, самые неукротимые… Он, Амеде, уроженец Порто-Веккьо, не всегда ладил с остальными. У этого гордого и недоверчивого человека еще случались вспышки дикой ярости, и его жена Альма дрожала перед супругом, как в двадцать лет.
– Слушайте меня внимательно. То, что вы натворили, очень серьезно. Не будь мы земляками и если бы не ваш почтенный возраст, я бы отправил всю компанию за решетку до судебного разбирательства.
Амеде Прато первым отреагировал на такое вступление.
– Короче, господин комиссар, для чего вы нас сюда позвали? – задиристо спросил он. – К чему вы клоните и что затеяли, хотел бы я знать!
– В чем, в чем, а в дерзости вам не откажешь, Прато!
– Возможно, но это не объяснение!
– Может, вы уже запамятовали об убийстве Мариуса Бенджена и Барнабе Пелиссана?
– Во-первых, я не знаю этих людей, а во-вторых, не понимаю, почему меня должна интересовать их смерть!
– Потому что это вы их убили, несчастные!
На лице Прато появилось такое изумление, что на минуту Сервионе с тревогой подумал, уж не ошибся ли он в предположениях.
– Ну и дела! Вот ведь чего выдумали! – Амеде повернулся к Паскалю Пастореччья, который сидел ближе других. – Может, ты знаешь этих типов?
– Нет!
Амеде окликнул Мурато.
– А ты, Жан-Батист?
– В первый раз слышу их имена, Амеде!
Шарль Поджьо не стал ждать, пока поинтересуются его мнением.
– И я тоже! – заявил он.
Комиссар не отличался большим терпением.
– Да прекратите ли вы эту комедию, совершенно недостойную корсиканцев? – заорал он, стукнув кулаком по столу.
– Ты начинаешь действовать мне на нервы, малыш, – буркнул Амеде.
– Что?
– Повторяю: ты начинаешь действовать мне на нервы. Не для того я дожил до таких лет, чтобы какой-то молокосос разговаривал со мной подобным тоном!
– А что, если я отправлю вас в камеру поучиться уважать полицейских при исполнении служебных обязанностей?
Альма горестно застонала, чем немедленно навлекла на себя гнев мужа.
– Теперь еще ты вздумала хныкать?
– Но если ты будешь в тюрьме, кто позаботится вовремя дать тебе капли от печени?
– Состояние моей печени полиции не касается, и надо потерять всякий стыд, чтобы вот так выставлять нашу личную жизнь на всеобщее обозрение! Вылитый портрет старой стервы, своей бабушки! Впрочем, все вы одним миром мазаны! А мне бы следовало поостеречься и не брать в жены девушку из Бонифачо!
Подобное замечание Мурато никак не мог пропустить мимо ушей без урона для собственной чести.
– Интересно, что ты можешь иметь против жителей Бонифачо, Амеде?
– То, что они подсунули мне Альму!
– Ну какой же ты врун, Амеде! – возмутилась Антония. – Никто тебе Альму не подсовывал, ты сам за ней явился!
– Неправда! И вообще, откуда ты знаешь?
– Альма сказала!
Паскаль Пастореччья попытался утихомирить разбушевавшиеся страсти.
– Как вам не стыдно ссориться при посторонних? Это очень нехорошо!
Но Амеде не желал слушать мудрых советов.
– А ты чего вмешиваешься, Паскаль? Ни Антония, ни я сам не спрашивали твоего мнения!
– Эти уроженцы Аяччо – ужасные гордецы! – ядовито добавила Антония. – Вечно им надо поучать других!
– Все они считают себя Наполеонами! – поддержал ее Амеде.
Неожиданное объединение противников, сообща набросившихся на него, возмутило Паскаля.
– И не стыдно вам, дикари вы этакие? Что такого вам сделали аяччийцы? За что вы их оскорбляете? Честное слово, как только речь заходит о нас, вы становитесь почти так же бессовестны, как бастийцы!
Как будто дремавший Шарль Поджьо мигом подскочил.
– А знаешь, что с тобой сделают бастийцы, Паскаль? Да они тебя…
– Замолчите вы или нет? – рявкнул комиссар. – Сейчас, в том деле, которое меня интересует, все вы одинаково хороши!
– Вы считаете себя выше других только потому, что родились в Корте? – насмешливо бросил Амеде.
– Нет, но как представитель закона я…
– Вот и отлично! Потому что, если бы вы знали, что я думаю о кортийцах…