Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

«Резкими штрихами, – пишет Алексеев, – и, в общем, совершенно правильно Гуль (в свое время перешедший от белых к красным, а теперь переметнувшийся в эмиграцию) дает характеристику лейб-гвардии поручика, мечтающего о лаврах Наполеона. Портрет – живой, хотя автор книги, наверное, с Тухачевским никогда не встречался, знает о нем от третьих лиц и фактические данные, в частности о пребывании его в плену, почерпнул из статей Н. Цурикова, появившихся в печати года 3 назад».

Сразу же и прежде всего, хочу обратить внимание читателя на общую оценку книги Р. Гуля о Тухачевском: «в общем, совершенно правильно… дает характеристику лейб-гвардии поручика, мечтающего о лаврах Наполеона», поскольку далее мне придется возвращаться к тексту этой статьи и этим оценкам Алексеева при сравнении с текстом статьи 13 февраля 1936 г.

«В своей книге Гуль¹¹⁰¹ рассказывал эпизод, в котором Тухачевский изображается единственным офицером одного из лагерей, не снявшим с себя погоны до последнего дня пребывания в плену», – писал Алексеев и далее, утверждая, что «история с «погонами» изложена неверно», рассказал, как все было на самом деле.

«Дело обстояло так, – писал Алексеев. – Комендант лагеря гор. Бесков, куда Тухачевский был переведен после ареста, отдал распоряжение всем офицерам снять погоны. Не желая создавать конфликта, большинство военнопленных подчинилось приказу. Тухачевский с небольшой группой лиц погоны не снял, и их с него сорвали силой. Через некоторое время приказ коменданта был отменен распоряжением свыше: всем офицерам погоны были возвращены. Тухачевский же, всегда стремившийся стоять особняком и выделявшийся своими демонстративными выходками, надеть их отказался. Так, без погон он и оставался в германском плену до самого конца». Этот эпизод Алексеев вычитал в воспоминаниях Н.А. Цурикова, сидевшего в плену вместе с Тухачевским. Фрагменты его воспоминаний о Тухачевском ранее мне уже неоднократно приходилось цитировать. Процитирую эпизод со снятием погон, как он рассказывается Цуриковым.

«…На форту Цорндорф, приехав туда первый раз, – вспоминал Цуриков, – я и услышал впервые от поручика Б. о «Мише» Тухачевском. Поручик Б., человек уже немолодой, призванный из запаса, офицер, если не ошибаюсь, и мирного, и военного времени, 3-го стрелкового гвардейского полка, воззрений весьма правых, отзывался о Тухачевском всегда с большой любовью, если не восхищением». «Славный мальчик, – с одобрительным восхищением рассказывал поручик Б. – непреклонный и упорный, тоже «бесковец». – Какой бесковец? – Разве вы не знаете?! Беспогонник! – Нет. – С вас снимали погоны? – Да. То есть мы сами сняли по приказу нашего генерала Г-на… – Охота была слушаться. Мы никаких этих «высокоавторитетных» советов не послушались, отказались снять и со всех лагерей Германии было собрано человек 100 в лагерь Бесков…В каждую «штубу» вошел конвой, нас поочередно проводили в комендатуру и там держа за руки и за ноги срезали погоны, и так со всем лагерем. Кое-кто был побит. А на другой день нам их вернули с приказом надеть. Это они для поддержки «престижа» произвели, уже после «амнистии». Ну, уже дудки. Мы заявили всем лагерем, что пока мы находимся в германском плену, где не уважают пленных врагов и офицерской чести, – мы погон и кокард не наденем!.И каждый комендант при въезде уговаривает надеть погоны, говоря, что офицеру неудобно быть без погон! Неудобно! Но мы «бесковцы» – связаны словом. Тухачевский молодец, поддерживал честь полка, долго они с ним возились, в сущности, и в полку-то он был без году неделю, но понял, что для офицера погоны, настоящий гвардеец. Он и среди бесковцев выделялся…». Такова была подлинная «история с погонами Тухачевского», рассказанная ее непосредственным участником и свидетелем.

Н.А Цуриков действительно опубликовал свои воспоминания о пребывании в плену вместе с Тухачевским в газете «Россия» в сентябре 1927 г. (для точности: не за 3, как указывает Алексеев, а за 5 лет до появления его статьи) под названием «Генерал Тухачевский. Листки воспоминаний»¹¹⁰².

Заявляя претензии на исключительную достоверность своих сведений, Алексеев далее пишет: «Книга Гуля вызвала во мне много воспоминаний. Я много слышал о Михаиле Тухачевском от его родных и товарищей по дореволюционной службе и от сослуживцев его по Красной армии». Ссылка на свидетельства «родных и товарищей», особенно на «родных», была бы, наверное, более убедительной, если бы автор назвал этих свидетелей. Однако, к сожалению, он этого в большинстве случаев не делает. Далее же Алексеев фрагментарно пересказывает положительно оцененного им и порой мягко критикуемого Гуля.