Заговор Мерлина

Я немного посидел, стараясь разозлиться. Но злости я не чувствовал, а чувствовал в основном усталость. Я почти сутки провел, переживая самые странные приключения, и внезапно решил, что с меня хватит. Было ясно, что мне грозят большие неприятности, но в данный момент меня куда больше волновало то, что я измотан до крайности. Поэтому я лег и заснул.

Наверное, я проспал несколько часов. Когда за мной пришли, уже вечерело. Думаю, оставив меня на некоторое время в камере, они рассчитывали меня хорошенько запугать, но если так, то они просчитались. Понимаете ли, когда я просыпаюсь, я просто вылитый зомби. У меня уходит полчаса только на то, чтобы разлепить глаза. Спросите любого, кто меня знает. Я ничего не вижу, не могу нормально разговаривать и делать ничего не могу без посторонней помощи. Единственное, что я способен делать как следует, – это думать. И я хорошо умею пользоваться этим своим состоянием. У меня за плечами годы практики.

Как бы то ни было, пришедший за мной полицейский принялся меня трясти и орать на меня. Может, он и еще чего делал, не знаю: глаза я все равно открыть не мог. В конце концов он дернул меня за руку, поставил на ноги и ткнул в спину. Я дошел до стенки и там остановился. Он развернул меня и толкнул в нужную сторону. Жалко, что я не мог после этого наблюдать со стороны за своим продвижением по полицейскому участку. Наверное, перемещался я зигзагами. Я все время на что-то натыкался, меня направляли в другую сторону, и я натыкался на что-то другое. Все это время два человека орали на меня.

Наконец меня остановили, и я почувствовал – и унюхал! – что кто-то дышит мне в лицо.

– Нет, он не слепой. Просто у этой заразы глаза закрыты, – сказал этот человек. И заорал: – Открой глаза, альф тебя побери!

Я попытался объяснить. Я хотел сказать: «Боюсь, у меня это не получится», но вышло что-то вроде «буся пучит».

– Да что с тобой такое? – взвыл полицейский. – Наркотиков, что ли, нажрался?

– Нет, это оттого, что я уснул на пустой желудок, – сказал я. Получилось: «Не то, пса-пса жже».

– Да он, наверное, иностранец, – решил второй полицейский.

– Та-та! – сказал я, потому что это была правда. – Я за вчерашний день уже трижды побывал иностранцем, – добавил я. Вышло: «Я ваще уже бывал на станции».

Второй полицейский, который явно был тот, важный, – от него несло каким-то мерзким одеколоном: персиковым компотом в жженой пластмассе, – как и положено очень важному полицейскому, – раздражительно сказал:

– На какой еще станции он бывал?

– Не знаю, – ответил другой. – Записать?

– Сперва имя, – сказал Важный. И заорал на меня: – Имя!

Свое имя я почему-то всегда назвать могу.

– Ник Мэллори, – сказал я, и получилось почти внятно.

– Запишите это, а затем обыщите его, – приказал Важный. – Составьте опись любых документов, а также похищенного имущества.

Я услышал тяжелые шаги и скрип. Важный отошел в сторону и уселся где-то напротив меня. Раздался шорох ручки по бумаге – второй полицейский записывал. Потом я почувствовал, что он роется у меня в карманах. Слышалось позвякивание и недовольное кряхтение. Насколько я понимаю, они нарыли пятьдесят шесть пенсов мелочью, мои две десятки и ключ от дома. Я от души понадеялся, что ключ мне потом вернут, потому что папа свой всегда теряет.

– Иностранная валюта, – сказал обычный полицейский, – и плоский металлический предмет. Возможно, ключ.

– Оставьте его для экспертизы, – распорядился Важный. – Это может оказаться талисман.

– Оддамой ключ! – сказал я.

– Однако здесь он эти деньги похитить не мог, – продолжал Важный, не обращая на меня внимания, – потому что у достопочтенного мастера молитв были при себе только обычные денежные знаки Лоджия-Сити.

– А надписи на банкнотах на лоджийском! – удивился другой полицейский.

– Вероятно, он похитил их в каком-то другом мире. Это не главное, – сказал Важный. – В данный момент мы имеем дело с действительно серьезным обвинением. Ты! – рявкнул он на меня. – Открой глаза!

– Ще не мгу, – объяснил я.

– Запишите: «Оказывал сопротивление представителям правопорядка», – распорядился Важный. – А ты слушай внимательно!

Поскольку он думал, что я иностранец, он разговаривал со мной очень громко, и чем дальше, тем громче.

– Ты обвиняешься в возжигании колдовского огня в общественном месте…

«Так вот о чем талдычила сердитая розовая дамочка!» – подумал я.

– …а это очень серьезное преступление! – гремел Важный. – Если твоя вина будет доказана, это означает пожизненное заключение без права помилования. Тюрьма здесь же, внизу, под железнодорожными путями. Тебе там не понравится. Так что думай хорошенько, прежде чем отвечать на мои вопросы, и говори только правду. Ты колдун?

– Нет, – ответил я.

– Но ведь ты умеешь возжигать колдовской огонь, не так ли? – торжествующе взревел он. – А это означает…

– Нет, не умею, – ответил я.

– …а это автоматически означает, что ты колдун! Что ты на это скажешь? – взвыл он.

– Нет. Я этого не умею. Ник’да не умел, – сказал я. К этому времени я изо всех сил старался говорить внятно. – Глупа’ женщна. Плохо видит. Очки надо.