Заговор обезьян

— Слышь, мужик, курева не найдётся? — присел на лавку человек в белой кепочке. Белым и чистым на нём было и всё остальное: и рубашка, и брюки, и сандалии. Дышал незнакомец с трудом, куда ему курить, но если так хочется… И, вытащив нераспечатанную пачку сигарет, он протянул её страждущему.

— Да ты вытяни сигаретку-то, вытяни, а то мне самому никак, руки уже мелкую работу не делают. — И, не успев прикурить, человек долго откашливался, но, затянувшись, задышал ровно и уже весело известил:

— Вон видишь, самый высокий, ну, беленький который, — это мой! — с гордостью показывал человек рукой в россыпь мальчишек на поле. Ну да, только родной отец мог увидеть среди высоких и спортивных самого высокого… А он узнал бы сыновей среди других, вот так издали?

— Ты посмотри, какая обводка, а? А ноги, видишь, какие накачанные, настоящие футбольные ноги! А координация! И скорость, скорость! И не ленивый, нет, не ленивый! Веришь, может днями гонять! А бьёт как, что ты! Ты приходи завтра, они с колледжем будут играть, посмотришь, оценишь в игре! Ему и предложения уже были… Приходи, приходи, не пожалеешь…

«Он что, меня за футбольного селекционера принял? Ну да, на каждого найдётся свой селекционер!»

— Жена бывшая, слышь, не подходи к нему, говорит, а то, мол, в суд подам… А как не подходить? Я ж ещё живой… А она, гадина, не дождется, когда сдохну, — делился наболевшим отец футболиста. И, сняв кепочку — оказался лысым — стал обмахиваться: духота замучила!

И отчего-то стало жалко незнакомца: вот оделся в чистенькое, пришёл на сына посмотреть и тоже через забор, как через решётку.

— Да, с жёнами трудно, но и с детьми ведь тоже…

Так и сидели, мирно перекуривали, когда за спинами истеричный женский голос выкрикнул:

— Вот, я же говорила, сидят, высматривают! Здесь детское учреждение, посторонним здесь делать нечего!

Они разом повернули головы: дама в красной, как стоп-сигнал, кепочке стояла от них в пяти метрах и обличала на расстоянии. На подмогу ей спешила другая, в белой шляпе с собакой.

— Да у меня там сын! — стал оправдываться лысый.

— Знаем, какой сын! Детей высматриваете? На органы или для оргий? — взвизгивала дама с собакой. — А этот с блокнотиком, он что записывает, а?

Ё! Этого только не хватало! Надо же, сколько разнообразных предположений может вызвать простенький блокнот и такое же стило, подхватился с лавки беглец. За ним вскочил отец футболиста и тут же оскорбленно выматерился:

— Дуры, етимать вашу! Какие органы? Органы! Сейчас я вам покажу органы, — пошёл он в наступление. — Показать тебе орган? А то, смотри, достану! — И, пошарив в карманах, вытащил судейский свисток и зачем-то дунул в него. Трель несколько отрезвила женщин.

— Да я старшая по этому дому! — показывая на ближнюю высотку, сбавила тон голосистая дама. — Нам сказали, смотреть за порядком, сообщать обо всех подозрительных…

— А где ты видела подозрительных? Где? Вы бы лучше за своими дочками смотрели, а то скольких из кустов голыми вытаскивают, а? Что, не было? А ну, идём в опорный пункт, я там заяву на вас напишу. Вот и свидетель есть!

«Он что, всерьёз? Или только женщин пугает?»

— Да мы что? Нам сказали, мы и смотрим, — отступали по дорожке активистки, только собака продолжала беспокоиться и всё рвалась с поводка.

— Ну, профуры! — рассмеялся лысый. — Всё настроение испортили! Тут магазин недалеко, ты как, не против пивка?

— Я бы с удовольствием, только у меня перекур кончился…

— Жалко, а то бы… Так ты приходи завтра! — без надежды выкрикнул отец футболиста.

И пришлось развести руками, и как можно быстрее покинуть опасную территорию, хорошо, без видимых потерь. Но сколько ещё он будет попадать в такие ситуации! И сумка мешает, надо было её оставить в кустах. Ну да, оставить, а бдительные тетушки нашли бы и припомнили незнакомца с блокнотом, и составили бы фоторобот. Зачем составлять? Его физиономия, наверное, и так во всех отделениях. Но если и сбрасывать поклажу, то не здесь.

На остановке первым подошёл трамвай, шедший до самого вокзала. Он ещё подумал: а не оставить ли сумку в камере хранения, но на конечной остановке стоял под парами другой трамвай и он забрался туда и поехал от греха подальше в обратную сторону.

И правильно! В чужом городе трамвай — хоть какое-то, но укрытие. Там так хорошо думается, и если не спешить, то можно пролистать всю жизнь: и справа налево, и слева… Нет, зачем же, можно совсем и в другую сторону, а то и вверх…

Вот и у беглеца там, в Хабаровске, всё свелось тогда к трамваям и к дому номер семнадцать. Да-да, он немножко покатается, а потом вернётся к этому дому, должен ведь Пустошин А. И. когда-нибудь да появиться! «Когда-нибудь, когда-нибудь», стучали колеса набитого разнообразным народом трамвайчика. И беглец, держась за поручень, покачивался вместе с ним и, если чего и боялся, так только заснуть стоя. Но скоро рядом освободилось место, и он плюхнулся на жёсткое красное сиденье, и придвинулся к окну: с этой стороны была тень, и можно было прислонить голову к стеклу.