Заговор обезьян

Душевая кабинка была затейливой формы и окраски, её полупрозрачные бока были нежно-зелёного цвета, и внутри этого стакана под струёй почти горячей воды всё перламутрово переливалось. Вода лилась и лилась, стекала на белый поддон, уходила куда-то в сад, и казалось, что… А ничего! Просто почудилось, что он сейчас выйдет на залитую солнцем террасу, за ней будет пустой пляж и неважно — с галькой или песком… Ага, будет и море, будет и пляж! Потом он долго брился и неверной рукой умудрился порезать шею. И, приложив к ранке какой-то листик, побрел к дому.

Там на террасе уже исходил паром красный чайник, красными были и помидоры, и икра, господи, и чашки тоже! Или это снова красный туман в глазах? Но нет, Алексей Иванович был нормального вида и цвета. Заметив красный след на шее подопечного, Пустошин ахнул, будто тот получил боевое ранение, и стал искать пластырь, но нашёлся только бинт. Придерживая тампон, беглец кое-как переоделся, последняя чистая рубашка, купленная в Хабаровске, оказалась с длинным рукавом, и это хорошо: на улице было прохладно. А потом всё боялся испачкать ворот, и всё промокал бинтом порез. И давился едой, и невпопад кивал, когда требовалось что-то отвечать, и Алексей Иванович, вздыхая, неодобрительно посматривал на него.

— Знаю, знаю, про себя думаете — убил бы! — попытался улыбнуться гость. — Мой отец такой же!

— Да уж! — недовольно бросил Пустошин, он хоть и был моложе, действительно напоминал ему отца. Тот придавал такой же сакральный смысл еде. И вот такими же большими, как у Алексея Ивановича, становились глаза, когда отец надевал очки. Сколько он помнил, отец был всегда деятельным, только с годами стал по-стариковски суетлив, и всё искал способа быть хоть чем-нибудь полезным своему отпрыску. И если Алексей Иванович ещё покрикивал на сына, то отец во всем соглашался с ним, считая все его поступки правильными, только иногда как бы невзначай просил: ты уж поосторожней! И было непонятно, к чему относился этот призыв, то ли к езде на машине, то ли к самой жизни. А бывало, ловил на себе удивлённый отцовский взгляд: «Да мой ли это ребёнок?» Для отца детство сына было самым счастливым временем в жизни, да и он тогда чувствовал себя под надёжной защитой…

Вот и сейчас он казался себе тем мальчиком, что хочет сказаться больным и не идти в школу: там контрольная, а он совершенно к ней не готов. Только он давно не мальчик. Но и ему, взрослому дяде, никуда не хочется ехать, вот и ищет способы оттянуть время и зачем-то придумал консульство. Но так не хочется больше ни стальных наручников, ни изматывающих допросов, ни вонючих камер в спецпродолах, ни свойских парней-соглядатаев! Не хочется больше забавлять прокуроров, судей, конвоиров и досужую публику. Не хочет! Но это Толя поднял бы его пинками, а Алексей Иванович только вздыхает.

— Да уж! — повторил Пустошин и замолк, и он почувствовал, и Алексей Иванович только с виду такой бодрый, но и его что-то тревожит. А то не знаешь, что! Не нужно человеку светиться рядом с ним, одиозным и по всем статьям неправильным.

Сколько бы они так сидели за столом — неизвестно, но тут за забором засигналила машина, и на веранду молодым свежим ветром ворвался Юра.

— А кто это говорил: приезжай пораньше, приезжай пораньше! Папа, вы ехать-то собираетесь? Что это вы такие хмурые? Не все мировые проблемы успели решить, а? Даю пять минут на сборы!

— Да вот, Юра, наш гость порезался, — нашёл оправдание Алексей Иванович. Будто мелкий порез и есть причина их несобранности. — У тебя в аптечке нет пластыря?

— Обижаете! Как нет, всё есть! — И Юра легко сбежал с крыльца к машине за воротами и, вернувшись с каким-то дамским несессером, жестом фокусника достал оттуда полоску пластыря: вот! Когда улеглась суета, Юра, откинувшись на спинку стула, весело изложил свой план:

— Сейчас, папа, везу вас в город, а сам вынужден отлучиться по делам…

Присутствие Юры его здорово напрягало, парень был вне плана и даже не догадывается, насколько. Надо же, такой взрослый и большой называет отца папой.

— Что вы молчите, мужики? Пап, ты понял, машина в вашем распоряжении! Алкина машина… Мы подумали и решили: что она стоять будет? Ты присмотрись, если понравится, на ней и вернешься домой.

— Лучше было бы мою не бросать, — недовольно пробурчал Алексей Иванович. — Пиши теперь доверенность!

— Да пожалуйста! Я и денег дам, а то мало ли что… Милиция найдёт к чему придраться! — предупредил Юра, удаляясь в комнаты. Вернулся с бумагой, и Алексей Иванович, аккуратно сложив, засунул её в карман своей синей курточки. А Юра поторапливал:

— Ну что, готовы? Тогда по коням! И — вперёд! — и увидев, как гость закинул на плечо за сумку, тут же поинтересовался:

— А вы что же, на дачу не вернетесь?

— Нет, нет! — заверил тот. — Спасибо. У вас чудесный дом.