Помолчали. Алексей Иванович сидел, маялся: подбадривающих слов не находилось, а чем ещё отвлечь человека, он не знал. И когда пауза затянулась, достал из своей сумки папочку и с преувеличенным старанием стал шуршать какими-то бумажками.
И у него никаких особенных мыслей, вроде последние минуты на свободе или другой лабуды, не было. Да и сколько же можно думать о том, как это будет? Совсем скоро он воочию увидит, как! Остается только преодолеть последние сто, двести или сколько там метров и… И, не выдержав, нажал на ручку двери: пора! Тут и Алексей Иванович оживился, видно, ждал, когда подопечный сам будет готов к решительному шагу. Но зачем-то предложил:
— А может, Корабельную набережную посмотрим, а? Там народ митинговал, последний раз совсем недавно. Нет? Значит, прямо сейчас… эээ… и пойдём в консульство?
— Да, да! — заверил беглец и первым двинулся вниз по улице, будто боялся, что его решимости хватит ненадолго. Но когда, миновав здание с угловыми балконами, и он собрался завернуть направо, Пустошин остановил: не туда, нам в другую сторону.
— Интересная, скажу вам, эта улица Пушкинская! Здесь и представительство Министерства иностранных дел, и университет — бывший Восточный институт… Знавал я одного репрессированного, так его обвиняли в шпионаже — статья пятьдесят восьмая, пункт шесть. А вся вина — знал китайский и японский, изучал в этом самом институте… — И Алексей Иванович что-то рассказывал, рассказывал, пришлось делать заинтересованное лицо, кивать головой, а то и удивленно приподымать брови: вот как?
Наверное, поэтому они и не заметили жёлтых конусов поперёк въезда на улицу Пушкинская и некой пустоты вокруг. Но тут улица резко свернула, и глаз сразу выхватил высокое рыжеватое здание по правой стороне: консульство? Надо же, как близко! Но что консульство! Впереди, поперёк поднимавшейся вверх улицы медленно двигалась милицейская машина и, встав посредине, перегородила дорогу.
Пустошин в пылу краеведческого азарта ещё показывал на ближний дом из тёмного красного кирпича: «А вот это и есть университет! Видите львов у входа? Это китайцы подарили! Представьте, и мне довелось читать здесь лекции, два семестр. Работал бы и дальше, но жена не захотела сюда переезж…» Но тут же что-то почувствовал, повернул голову и замолк на полуслове.
А беглец ещё собирал глазами разрозненные детали: автобусы с синими шторками… чёрные машины у тротуаров… не меньше полуроты спецназа… Ах, Алексей Иванович, Алексей Иванович! Да кто же ещё! Но как зубы заговаривал, памятники показывал… И когда успел? Да в Хабаровске, когда же ещё? А он слезу пустил: папеньку напоминает… Значит, никаких иностранцев, значит, решим всё узким семейным кругом? Только зачем так рано себя обнаруживать? У самого консульства и выступили бы из тени: а вот и мы! У них и фабула, наверное, заготовлена: «Спецслужбы пресекли попытку беглого преступника укрыться на территории иностранного представительства. За его стенами он намеревался пересидеть там до захода во Владивосток какого-нибудь иностранного военного корабля…» Но он тоже хорош, умудрился заявиться во Владивосток накануне визита американского эсминца! Жаль, никто заранее не предупредил.
— Куда вас несёт? Вы что, не видите? — шипел сзади Пустошин. А беглец дёрнулся: снова нарушил чьи-то планы? Или задерживать назначено не здесь? И, нагнув голову, прибавил шагу.
— Не останавливаемся! — скомандовал он и, обернувшись, насмешливо выкрикнул: — А вы чего боитесь?!
И сам припустил мимо двухэтажных домов у подпорных стенок, мимо какого-то особнячка, потом ещё одного, вычурного, на фоне его светлой стены темнела какая-то скрюченная фигурка. И через дорогу, по диагонали уже хорошо виден унылый шестиэтажный дом, пристроенный к другому, зелёненькому, вытянутому в длину. Вот американский флаг свисает пестрой тряпочкой, и будка охраны, и забор, и вдоль забора люди в камуфляже… Нет, нет, что-то здесь не так! Они уже должны окружить его, но позади пыхтит только этот… правозащитник, так называемый правозащитник.
И, только миновав автобус, он увидел толпу молодых людей в жёлтых майках как раз напротив консульства, и прикрывавший её частокол из голубых милицейских спин. Над толпой плясали плакаты, один из юных протестантов крутанул в руках древко и картонка повернулась, на ней чёрным по белому «USA — фашистская страна». Ё! Так это что, пикет? Пикет — и ничего больше! А он, выходит, никому и не нужен? Замечательно!
Но тогда почему столько милиционеров? Ведь по правилам — на семь демонстрантов один страж порядка, а тут вдвое больше… Да ведь у них всё по одному стандарту, стандарту войсковой операции. И где-то рядом должны быть и спецслужбы! Наверное, вот эта группка гражданских справа и несколько человек слева… Собственно, дипмиссии всегда под круглосуточным наблюдением и людей в штатском, и видеокамер… Странно, но он только сейчас об этом вспомнил. Пионер!