Заговор обезьян

И старлей Братчиков, прежде чем покинуть автобус, резко качнулся в сторону заключённого и, глядя куда-то в сторону, выдернул из карманчика зэковской тенниски одну из ручек. «Он что, думает, это паркер или черрути?» — удивился арестант. А тот, молниеносным движением убрав в карман шариковую ручку, спрыгнул на землю и понёсся к «рафику». Там всё ещё были заняты Балмасовым: его вытащили из машины и всё не могли сложить так, чтобы поместился в багажном отсеке.

Только заключённого мало волновала возня у «рафика», он не отрывал настороженный взгляд от женщины, а та всё никак не могла определиться. С чем, с ампулами? Что она тянет, с досадой подумал он, и от невыносимости ситуации устало прикрыл глаза. А капитан Лапина и сама была в некотором смятении и не понимала, что это с ней. Этот задавака с перевернутым лицом каким-то образом действовал на нее, и действовал неправильно. У неё так уже было. Малолетку-чеха тогда допрашивали жёстко, правда, пентанал его почему-то не брал, и решили пробить током. Стянули штаны и дали ему прикурить небольшим разрядом, потом увеличили дозу, и так несколько раз. Чеченец от боли потерял сознание, а она возвращала в его чувство уколами. Приходя в себя, парень дико косил глазом в её сторону, и всё визжал: уберите её, уберите! Не мог, сучонок, видите ли, перенести, что его, голого, видит женщина. А самому-то лет шестнадцать было, ещё, наверное, и никакого понятия о бабе не имел… Она тогда, чёрт знает почему, пожалела малолетку, а может, просто надоел своим вытьём, и ввела такую дозу, что он тут же закатил глаза и оскалил зубы. Зубы были целые, один в один, прямо сахарные, а вот не пригодились… Потом кто-то догадался, что она загасила пленного раньше времени, пришлось вывернуться и объяснить всё болевым шоком… Вот и с этим зэком всё не по делу… И, ты скажи, вот-вот Кондрат хватит, или так шизанётся, а он хоть бы слово сказал, нет, сидит, хорохорится, делает вид, будто его не касается. Говорят, на мешках с золотом сидел, а вот тоже и не пригодились. Не завидует она ему! Через несколько часов автобус найдут, и ему так и так не выбраться… Кого там решили натравить, ментов? Ну, а если он ещё сдуру сядет за руль…

Через минуту капитан Лапина тронула арестанта за плечо, и он открыл глаза, но, кажется, ничего перед собой не видел и не слышал. Женщина стояла совсем близко, держа в руке шприц, и что-то говорила, говорила, не разжимая губ, а он всё никак не мог уловить смысл её слов. Теперь от женщины пахло чем-то резким, и её выпуклый живот, обтянутый майкой, дышал у самого лица. Что она возится? Скорей бы уже… И, выпустив вверх струйку из шприца, женщина прикоснулась к его предплечью и, тут же отдёрнув, насмешливо процедила: «Вот видишь, и ничего, а ты говорил, больно будет…» Он и в самом деле ничего не почувствовал, даже то, что женщина задержала холодные пальцы на шее. Наклонившись, она что-то повторила несколько раз. Он слышал только шипение из её рта: несссзззарууу… несссзззарууу… Женщина выскользнула из автобуса, задвинув за собой дверь, и зачем-то стукнула пальцами по стеклу. И скоро переполненный «рафик» медленно двинулся с места, и ещё долго можно было видеть в степи синего цвета задок машины с косо закреплённым номером.

Но отъезд группы прошёл мимо сознания арестанта, казалось, что все они просто растворились в вечернем воздухе. Он с напряжением ждал, когда начнёт действовать химическая смесь, что ввела ему эта фрау Менгеле, или как там ещё… фрау Кох? Потом он не мог вспомнить, сколько просидел в полнейшей прострации рядом с недвижными телами своих конвоиров. «Вот и всё… вот и всё… вот и всё…» — крутилось в его раскалённом до красна мозгу. Потом не осталось и этой короткой мысли, голова стала странно кружиться, казалось, ещё немного, и он потеряет сознание.