Заговор обезьян

Очнулся он, когда в вагоне вспыхнула какая-то перепалка. Чёрт! С этими эротическими переживаниями он пропустит остановку! Не пропустил! Кондукторша громко выкрикнула: «Кто тут спрашивал про Индустриальный?» Он выбрался наружу и перевел дух: надо взять себя в руки и вспомнить, зачем приехал на эту остановку. Вспомнил? Вот и хорошо! Первая примета адреса — торговый комплекс — была на виду и, миновав её, он быстро нашёл нужный дом: цифра семнадцать была ярко выведена на сером торце. И дверца нашлась без расспросов, только была она заперта. Он почему-то не ожидал такого поворота и постучал по железной обшивке и прислушался: изнутри никто не отозвался. Пришлось постучать ещё раз, сильнее.

— Что вы всё стучите? Если закрыто, то никого нет! Стучат и стучат, что за люди? — крикнул кто-то за спиной. Он обернулся: на три ступеньки ниже стояла молодая женщина с маленькой девочкой на руках.

— А вы не скажете, почему приёмная не работает?

— Приёмная? Мужчина сегодня какой-то с утра тут был, забежал на пять минут, а потом сел в машину и уехал.

Расстроенный неудачей, он обошёл дом один раз, другой, третий, но сколько можно ходить кругами? И торчать у дома нельзя. А тут ещё рядом беспрестанно хлопала дверь подъезда, то впуская, то выпуская жильцов, и подъезжали машины, и бегали дети. Он нашёл какую-то лавочку, только спокойно сидеть не мог, вернулся, дверь была по-прежнему заперта. Как же так? Ни часов приёма, никаких объявлений, даже самой простой бумажки… Нет, Пустошина сегодня не будет, понял он. И отступил. Но пошёл не к остановке, а вглубь квартала.

Вот-вот закончится рабочий день у конторских. Ещё немного, и такие учреждения, где нет жёсткой пропускной системы, и относительно много посетителей — строительные управления, поликлиники, жэки — закроются, и он не сможет попасть туда. Хорошо, лишняя вода выходит потом, но он так пропах, никакой дезодорант не помогает. И щетина отросла, а ведь брился всего несколько часов назад. Но щетина — ерунда, помыться бы!

Подходящую контору он увидел издалека, на вывеске двухэтажного здания значилось: Горзеленстрой. То, что надо! На входе имелась конторка с вахтёром, но женщина за стеклом читала газетку и не обратила на чужака никакого внимания. На первом этаже было полутемно и пусто, и свернул для начала направо и прошёл узкий, с ободранными стенами коридор до конца, санузла в этой половине не было. В левой части дверь с табличкой «Туалет» была закрыта, но сквозь фанеру слышался шум воды и какое-то шарканье. Скоро она распахнулась, и оттуда вышла молодая женщина и, не заметив постороннего, пошла по коридору, шаркая каблуками по цементному полу.

Проскользнув вовнутрь тесного, пропахшего мочой закутка, он накинул крючок на хлипкую и грязную дверь. И, сбросив жилетку и рубашку, стал мыться, прислушиваясь к звукам в коридоре. Когда громко постучали, он уже застёгивал пуговицы, но пришлось застыть и не шевелиться. Дверь подёргали, и хриплый, то ли мужской, то ли женский голос сказал: «Во, блин, как всегда — не работает!», и потом ещё долго слышались удаляющиеся шаги…

Он уже был готов выйти, когда снаружи послышались голоса, много голосов, сколько де их там за дверью: двое, трое, пятеро? Говорили громко, стучали требовательно, по-хозяйски, ещё немного, и её сорвут с петель. Что делать: окно в туалете, замазанное белой краской, не открывалось с прошлого века. Разбить стекло? Нет, он не может себе этого позволить, а то поймают, доставят в милицию, а там в протоколе запишут: «Задержанный из хулиганских побуждений нанёс ущерб…»

Придётся выходить к людям! И распахнул дверь, и увидел только лица бледными пятнами, но его «извините!» лишь на секунду парализовало раскрытые в гневе рты. И тут же в спину свистнули, и какой-то женский голос крикнул: «Ну, ты смотри, никакой совести у людей! Как к себе домой ссать ходят!» — «Да он мылся тут, а воды, а воды налил…» — провёл ревизию другой.

— «Я сколько раз говорила, течёт раковина, течёт…»

С горящим лицом он выскочил на улицу и в первую минуту не знал, в какую сторону бежать. И это только неполный день бездомной жизни! А что будет дальше? И под руку вспомнилось, как они с Антоном обнаружили бродягу в ресторанном туалете. Заросший по самые глаза, в дурно пахнущих обносках, он что-то спокойно стирал под краном, а на полу растеклась лужа и от стирки, и от резиновых сапог с комьями грязи. Это так диссонировало с белоснежными раковинами, бронзой и красными бархатными портьерами, и кто-то вызвал охрану, и человека выволокли — он не сопротивлялся. Но, проходя мимо, криво усмехнулся и подмигнул тёмным глазом.