И хозяйка стала какой-то притихшей, задумчиво тянула вино, смотрела мимо. И, успокоившись, он решил, что уйдет позже, немного посидит и уйдет. Откуда ему было знать, что в этой квартире гуляет переменный ветер. Рита налила по второму бокалу и выпила не раздумчиво, как первый, а залпом.
— Ну что ты? — подгоняла она гостя. — Выпил — и забалдел! Смотри, я вот весёлая, а ты хмурый, серьёзный. А ты, значит, не грузин? Жаль! Военный, угадала? — Гость неопределённо качнул головой: «Ну, да, самое время от грузинской темы перейти к военной». А Рита и в самом деле пошла в наступление. Она стянула с себя майку: извини, очень душно, и в доказательство стала обмахиваться салфеткой.
Пришлось старательно отводить глаза и от матовых плеч, и от большой груди в чёрном лифчике… Что, если она начнёт снимать и остальное? А собственно, чего он ожидал, когда поздним вечером шел к женщине? Он что, не знал куда идёт и зачем? Ещё полчаса назад стоял под дверью и скулил: «Только бы открыла, только бы…» Вот она — амбивалентность жизни!
— Я что, не нравлюсь тебе? — подвинулась к нему Рита. А гость совершенно не был готов к такому прямому вопросу.
— Ну, что ты, Рита… Понимаешь… — сбивчиво начал он, но справившись, с воодушевлением продолжил: — Ты чудная, замечательная! Извини, мне бы с дороги умыться, — не нашёл он лучшего предлога выйти из комнаты. Но ведь только и хотел, что переключить внимание. Нашёл тоже, чем переключать — водными процедурами! Хотя в такой ситуации, что ни скажи, всё будет выглядеть двусмысленно…
— Ну, идем, покажу, — повела Рита по коридору. В ванной комнате весь угол был забит постельным бельём, тряпки были розовые, голубые, белые. Стоял там и большой красный таз, оттуда тянуло резким неприятным запахом.
— Ой, я и забыла, у меня тут бельё замочено! У меня три дня назад месячные закончились, всё никак не постираю…
— Рита, не беспокойся, я руки могу помыть и на кухне, — не знал, куда деваться гость, тут же превращавшийся в беглеца.
— Правильно, посиди на кухне, посиди, я сейчас всё уберу! Все помою, и бельё прополощу… Там и дел-то всего на пять минут. Ты подожди, подожди, я сейчас… — женщина всё что-то говорила, говорила, её голос заглушал шум воды. А он кинулся в прихожую, сунул ноги в кроссовки, закинул сумку на плечо и уперся лбом в дверь: нет, так нельзя! Ну, не может он уйти скрытно. И, прислонившись к шкафу, стал ждать, когда Маргарита выйдет из ванной, откроет ему дверь, он попрощается и скажет…
Он ещё не придумал, что скажет, как вдруг сквозь журчание воды услышал стоны: ой! ой! оёёй! Что там: споткнулась, ударилась? Этого только не хватало! Но когда после паузы крик повторился, он отбросил сумку и открыл белую дверь: Рита сидела на кафельном полу и, обхватив голову руками, раскачивалась из стороны в сторону и стонала. Но, кажется, ничего серьёзного, во всяком случае, крови не видно…
— Что с тобой? — не скрывая досаду, наклонился над ней гость. Она что, притворяется?
— Голова кружится! Давление…
— Так, может, скорую вызвать? — выговорил он и прикусил язык: скорой ему только и не хватало.
— Подожди, дай отдышусь… Мне лечь надо… Помоги дойти, — протянула она руки. Он поднял её, не понимая, что в таких случаях нужно делать, и с тревогой всматривался: девушка была непредсказуема. Внезапное недомогание могло быть простейшей женской уловкой. Но зачем? А так, из любви к искусству! Он что, должен обхватить её за талию?..
Пока он раздумывал, Рита, пошатываясь и припадая к стене, двинулась по коридору. Пришлось пойти рядом, но когда взял женщину за плечи, она обмякла под его руками, и стала виновато объясняться: «Это я, наверное, резко наклонилась… всё из-за этого…»
В ближней спальне Рита выудила из разбросанных по комнате ярких тряпок зелёный махровый халат и, завернувшись в него, рухнула на всклоченную постель. И севшим голосом попросила гостя: «Прикрой меня чем-нибудь».
Чем-нибудь было только шелковое малиновое покрывало, но согреет ли оно. Женщину всю мелко трясло: что, в самом деле, так нехорошо?
— Есть хоть какие-то таблетки? — топтался он у кровати.
— Ничего не надо… Я отлежусь немного, и всё пройдёт… Дай руку!
Гость присел на корточки у кровати и взял маленькую белую рука в кольцах, она была вялой и холодной, и лицо с закрытыми глазами было бледным и безжизненным. Да дышит ли она, вгляделся он. Дышит, кажется, дышит…
— Рита! — позвал он. — Надо выпить хотя бы валидол.
— Зачем мне валидол? — не открывая глаз, стучала она зубами.
— Он просто успокоит, и ты заснёшь. — И только выговорив эти слова, понял, что женщина может истолковать их превратно. Но она через паузу попросила:
— На кухне коробка… там, в шкафу… принеси… и воды, воды!
Не зажигая света, он остановился у кухонного окна и всмотрелся в прошитую электрическим светом ночную темень: туда не хотелось, но и оставаться в чужой квартире наедине с такой непредсказуемой женщиной было не по себе.