Заговор обезьян

Ничего не видя перед собой, он, упёршись лбом в запылённый бок машины, дёрнул молнию и… И не скоро отделился от колеса. А потом, отойдя на три шага, замер и прислушался, но ни посторонних звуков, ни гудения моторов, ни лязганья затворов, ни лая собак — ничего! Только мошкара тонко зудела над головой. И в мутном утреннем свете постепенно проступили мелкие подробности: жухлая трава, обрывок веревки, зажигалка у дерева, мокрое колесо и высокая каменная стена справа. И, зачем-то пригнувшись, он обогнул автобус, прикрытый сверху тёмными ветвями, и понял: машина стоит между одинокой скалой и подножием огромной горы, или как это здесь называется? Идти и осматривать окрестности не хотелось, он и так знал: за деревьями рыжая степь, он недавно так ясно видел её во сне. Только что делать с этим знанием, он не знал. И всё ходил и ходил, продрогший, вокруг автобуса, и облачко гнуса перемещалось за ним.

Только ни мошка, ни холод не шли ни в какое сравнение с тем, что рядом были мёртвые люди. И в какой-то момент, решившись, он подошёл к окнам с правой стороны — через стекло смотреть безопасней — и тут же отпрянул. Ему хватило и секунды, чтобы разглядеть бритые аккуратные затылки, плечи, погоны, безжизненные руки… Пришлось зажмурить глаза, но и тогда видел чёрный циферблат часов с живой секундной стрелкой на запястье майора Фомина. Он и не подозревал, что недвижность человеческих тел может вселять такой животный страх. Да нет, не страх, а что-то большее — священный ужас перед смертью, явленной во всей своей окончательности.

И, как завороженный, поднёс к глазам руку и долго вглядывался: цифры, стрелки на собственном хронометре долго не складывались в часы и минуты. Он и сам не понимал, зачем ему знать, какое там время в Цюрихе, Лондоне, но вот в Пекине… В китайской столице и в этих степях сейчас было без четверти пять. И что? Легче от этого знания точно не стало, стало только тревожней. Выходит, он часов восемь, не меньше, провёл рядом с трупами. И что делать в такой ситуации? Выйти к людям, позвать на помощь? Кому на помощь? Тем, двоим, уже ничем не поможешь. И ему самому нельзя помочь. Он ведь не участник аварии, а свидетель преступления, страшного, непонятного, бессмысленного. Бессмысленного? Да нет, кто-то, завертев такой сюжет, вложил вполне определённый смысл. Заключённый — свидетель убийства охранников? Неразрешимей и безнадёжней ситуации нельзя и придумать.

И вот теперь он должен сидеть возле трупов и отбиваться от ежа, что забрался не под рубаху, а в башку и сверлит мозг тысячами иголок: нет, почему убили не его, а конвойных. Прошла целая ночь, но пропавший этап до сих пор не нашли. Они что, не знают, где искать? Не могут не знать! Может, какая-то техническая ошибка? Какая ошибка! — выкрикнул он и осёкся. Что он так орет? А пусть слышат, а то вдруг забыли, где оставили и конвой, и заключённого.

Здесь давно должны быть вертолёты, машины, люди, но ничего нет. Странная история. Вот и кабина открыта. И только он дотронулся до дверцы, как она распахнулась, открыв внутренности: круглое серое рулевое колесо, замершие приборы, грязный резиновый коврик, ключ в замке зажигания. Ключ! Руку магнитом тянуло к этому блестящему кусочку металла.

Ещё не вполне понимая, зачем это делает, он забрался на высокое шофёрское сиденье. Невероятно! Один поворот ключа, и он может покинуть это место на машине… Просто выехать на дорогу, она ведь здесь, рядом. Он коснулся пальцами брелока — металлического овала, на нем была выдавлена одна из кремлёвских башен, и отдёрнул руку! Болван! Что-то здесь не так, не так по содержанию! Зачем они оставили этот ключ, для чего? Просто забыли вынуть? Ну да, забыли! А что, если машина заминирована? И стоит ему только повернуть ключ, как всё взлетит на воздух — и он, и конвоиры. Неужели стая думает, он воспользуется такой забывчивостью?

Нет! Он ни к чему не прикоснётся, даже если никакой взрывчатки в автобусе нет. И не будет он тратить время на распутывание этого клубка: зачем, почему? Нормальный человек просто не в силах понять дьявольский замысел, у него и так плавятся мозги! Вот и думает о себе в третьем лице. Раздвоение личности? Ещё какое! Но, может, в таких крайних ситуациях полезно посмотреть на себя со стороны? Посмотришь, посмотришь, если не околеешь от холода! Надо достать одежду из сумки, но для этого нужно вернуться в этот катафалк, а он всё никак не мог заставить себя.

И сколько бы он так гулял — неизвестно. Но когда от холода свело спину, и рот нельзя было закрыть — так клацали зубы, он, набрав воздуха и стараясь не смотреть на мертвецов, нырнул вовнутрь машины и боком, боком отбежал в конец салона. И, подтащив сумку, выудил свитер и ещё куртку, и натянул всё это на себя, и рухнул на задние кресла, как на диван. И, свернувшись калачиком, стал ждать, когда вернется тепло.