Заговор обезьян

— Зачем же? С вашего разрешения, я буду звать Анной Яковлевной.

— Зови, не жалко.

И тогда он двумя руками поднёс кружку ко рту, попробовал. Чай был крепким, горячим, сладким — мечты сбываются! Но наслаждаться целебным напитком мешал телевизор. Спина чутко ловила приглушённые звуки, а уши настороженно ждали оттуда из ящика, опасности. Программа новостей, судя по всему, уже прошла, но вдруг прервут трансляцию и… Или это уже было?

— Ты што ж это чинисся? Остынет чай-то, — напомнила приподнявшись, старушка. — Дорка, игде ты там?

Дора не отозвалась, но скоро телевизионные звуки смолкли и тут же совсем близко замелькали красные рукава, оголенные по локоть смуглые руки. Они стали двигать по столу какие-то блюдца, вазочки. Если это для него, то не надо, незачем, вяло подумал гость. Но, не удержавшись, вдруг спросил:

— Что там нового в телевизоре? Что в мире происходит?

— Да что там нового, мы новости и не смотрим, одно кино, — весело откликнулась Дора. И хорошо, и замечательно, и не нужно вам смотреть новости, тихо обрадовался он.

— Ты суп-то согрей! — напомнила старушка.

— Да понравится ли ему наша стряпня? — отозвалась внучка от стола с кастрюлями.

— Вы не беспокойтесь, я только чай попью, — запротестовал гость. У него просто не было сил на еду, рот будто забыл, зачем прорезан, с трудом пережёвывает печенье. Теперь ему, как старичку, придётся размачивать сухарики в чае. И он стал макать печенье в коричневый раствор и медленно жевать. И сам не понял, отчего вдруг защипало глаза, то ли от жалости к себе, то ли от благодарности к добрым женщинам. Или это всё от сытного запаха греющегося супа? Он так и сидел, уткнувшись в кружку, хорошо, хозяйки не досаждают с разговорами. Бабушка с внучкой, не обращая никакого внимания на нежданного гостя, вели какой-то свой разговор.

— Ты голубое одеялко возьми, голубое. И подушку дедову, она мягкая… Да я уже так и сделала. Простыню не найду в полоску… Дак ты не её ли стирать ладилась? Другой нет, чё ли?.. Вот и чё ли! Не буду же я ему стелить хорошую, а полосатенькая, хоть и рваная, но ещё чистая… Калитку-то закрыла, а то как в прошлый раз… Всё закрыла, сколько можно закрывать… Бельишко-то сними, дожж будет… Да он собирается, сколько уже? А бельё ещё не просохло… Сними, сними, ночью пойдёт, говорю тебе… Да какие там тучи, какие тучи! Прошлый раз тоже собирался…

Пришедший в благостное состояние гость почти не слышал голосов. Он выпил чай, съел несколько печений и теперь терпеливо ждал, куда его определят. Не проситься же в постель самому — это неприлично так сразу, вот и приходится сидеть, сложив руки на коленях. Тревожила только легкость, с какой хозяйки пустили его, совершенно незнакомого человека, в дом. Но он тоже хорош, мог бы дождаться ночи, потом и пробрался бы в баню. А утром ушел бы незамеченным и не было бы женщинам никакого беспокойства. Но он завтра уйдёт, обязательно уйдёт! Нет, ну, женщины! Разве можно быть такими беспечными?

Ему был совершенно неведом такой открытый способ жизни, в забайкальских степях в этом не видели ничего особенного. Женщины, может, и не пустили бы в дом незнакомца, но тот был таким слабосильным на вид. Вот старушка рассудила: трезвый, Христом богом просится переночевать, да и то сказать, какой-никакой мужик, оклемается, может, чем в хозяйстве подсобит. Анна Яковлевна уже прикидывала, как попросит приблудившегося инженера залезть под крышу и сбросить оттуда мешки с овечьей шерстью, Дорка бы принимала, а он бы скидывал. Там ещё и польта старые, и овчина, Дорка боится туда лезть, а она сама уже не годящаяся, больно высоко взбирасса. Не забыть ещё: в подполе бутыль стоит, стеклянная, здоровущая, нехай завтра достанет. Мужик вроде смирённый, а просписса, там посмотрим, чтой с ним делать…

Инженер мало-помалу настроился, было, похлебать супчика, но суп всё грелся и грелся на маленькой электрической плитке, и глаза сами собой закрылись, а потом и голова стала опускаться всё ниже и ниже. И когда женщины обратили на него внимание, нежданный гость уже спал праведным сном. И тогда его, отяжелевшего и неподъёмного, решили положить не в пристройке, а в комнатёнке рядом с кухонькой. Да и то сказать, до пристройки ещё дотащить надо, а спаленка вот она, рядом, за занавеской. Анна Яковлевна, не вставая, давала советы, а Дора трясла внезапно и крепко заснувшего инженера Николая. Так и не открыв глаз, тот с трудом поднялся и сделал несколько шагов туда, куда направляли его, готовое рухнуть, инженерное тело.

— Ммм алмн… иии… — пробормотал гость и тут же следом внятно выдал: — Я туда не пойду, иди один!

— Ещё и перебирает, пойду не пойду! — рассмеялась Дора. Она довела гостя до постели и он, так и не проснувшись, послушно повалился на кровать. И, прикрыв одеялом, подождала и, услышав мерное посапывание, успокоилась. А потом хозяйки, погасив свет в кухне, перешли в чистую половину, Дора легла там на диванчик, Анна Яковлевна устроилась в спаленке. Так и лежали, переговаривались в темноте.

— Боюсь, баушка, разболеется он, вот заговариваться стал… Что делать будем? Вот не было печали…