Заговор патрициев, или Тени в бронзе

— О, Фалько, ты не можешь себе представить, какие мысли меня посещали! — Я мог. Гордиан принадлежал к типу таких измученных пораженцев, кто мог бы легко подвести под меч все свое семейство, а потом убедить какогонибудь верного раба убить и его тоже. Я ясно представил такую картину; все рыдают и портят хорошие ковры своей бесцельно проливаемой кровью — его типу никогда не следовало предпринимать попытки государственной измены. А если он и обнаглел до такой степени, то этот поступок не хуже, чем те, над которыми многие сенаторы каждый день размышляли за обедом.

Конечно, именно поэтому такие люди имели значение. Именно поэтому император так осторожно к ним относился. Некоторые заговоры рождались за поеданием холодных артишоков во вторник, но таяли за анчоусами с яйцом в среду. Курций Гордиан проявлял безумную настойчивость. Он связался с дилетантами, которые торопили события, хотя инстинкт самосохранения давно вернул бы любого другого к привычным забавам типа выпивки, азартных игр и соблазнения жен лучших друзей.

— Так какие остались варианты, Фалько?

— Веспасиан не будет возражать, если вы уедете в свое частное имение…

— Уйти из общественной жизни! — Настоящий римлянин. Такое предложение его шокировало. — Это приказ?

— Нет. Простите…

Пойманный на своей ошибке, я начинал терять терпение. Гордиан бросил на меня недоуменный взгляд. Я вспомнил, как живо он впервые приветствовал меня в роли верховного понтифика; я решил, что его, как примятую подушку, нужно взбить, поручив какуюнибудь роль в обществе.

— Император был впечатлен тем, что вы приняли религиозный пост, хотя он предпочел бы, чтобы вы заняли место, которое больше нуждается в вас… — Я говорил, как Анакрит. Я слишком долго проработал во дворце.

— Например?

— Пестум?

Теперь Гордиан притих. После ссылки на это суровое побережье, могущественный комплекс храмов в Пестуме представлял собой абсолютную роскошь.

— Пестум, — соблазнительно продолжал я. — Цивилизованный город с мягким климатом, где растут самые красивые фиалки в Европе, и все розы парфюмеров цветут дважды в год… — Пестум на западном побережье Кампании — легко досягаемый для Веспасиана.

— В какой должности? — Сейчас он говорил больше как сенатор.

— Я не имею полномочий утверждать это, сенатор. Но во время моей поездки сюда я узнал, что у них есть вакантная должность в большом храме Геры…

Он тут же кивнул.

Я это сделал. Все кончено. Я вытащил Курция Гордиана из изгнания и удачно заработал себе премию. О, если быть реалистичным, то я получу ее при условии, что Веспасиан согласится на решение, которое я предложил, только если нам когданибудь удастся прийти к согласию, что это решение ценно для империи — и в том случае, что он заплатит.

Я встал, разминая спину. Я чувствовал себя грязным и уставшим; знакомое состояние в моем деле. От недостатка приличного общения моя речь стала медленной. Ноги болели от бесчисленных царапин после того, как я пробирался по приморским зарослям по прихоти моей козы. Я был разбит. У меня выросла ужасная десятидневная щетина; наверное, я был похож на горного разбойника. Волосы огрубели, а брови затвердели от соли.

Наблюдая, как Гордиан начинал торжествовать от собственной удачи, я старался не думать о своих неприятностях. Если я действительно получу эту премию, то она станет одним маленьким взносом из четырехсот сестерциев, которые могли бы мне помочь добиться Елены. Осведомитель — это скучная старая профессия. Оплата паршивая, работа еще хуже, и если ты когданибудь найдешь женщину, то у тебя не будет денег, или времени, или энергии… И она все равно тебя бросит.

Я сказал себе, что мне станет лучше, как только я получу удовольствие в виде долгого часа в парной, с приличной горячей водой в достаточном количестве, в частных термах понтифика. Хорошая баня, когда действительно в ней нуждаешься, может помочь преодолеть практически все.

Потом я вспомнил, что этот неловкий ублюдок Мило разбил мою любимую бутылку с маслом в мансионе Кротона.

XX

Я наконецто был чистым, хорошо выбритым и начинал расслабляться, когда началась вся эта суматоха.

Поскольку терма была частной, на мраморной полочке постоянно жили несколько стеклянных и алебастровых баночек с интересными маслами. Я осторожно залез туда и приметил особую зеленую бутылочку с помадой для волос, чтобы нанести последний лечебный штрих…

Успокоившись в роскошной горячей парилке, я почувствовал, что могу оценить все произошедшее. У братьев Курциев было такое древнее генеалогическое древо, что еще Ромул и Рем вырезали на его мху свои имена. Для них Веспасиан был никем. Его хорошее управление ничего не значило; даже те сорок лет службы, которые он уже посвятил Риму. У него не было денег и знатных предков. Людям, у которых нет ничего, кроме таланта, непозволительно дорастать до высших должностей. Тогда какие возможности существуют для растяпаристократов и дураков?