Цанцотто, не таясь, поедает Валентину взглядом — от холеных лодыжек до тонкой шеи, — как если бы симпатичная девушка-лейтенант была последним мороженым в пустыне.
И пока Франко ведет Валентину по длинному, обшитому деревом коридору, девушка старается не обращать внимания на похотливые взгляды. Есть дела поважнее.
Тупик. Франко привел ее к двойным сводчатым дверям из дуба.
— Откройте, пожалуйста.
Франко сладострастно ухмыляется.
— О, с удовольствием.
Выбирает ключ из увесистой связки и отпирает два висячих замка — в верхней и нижней частях дверей. Отодвигает железные засовы и сует ключ в скважину большого медного замка. Проворачивает.
Изнутри лодочный сарай удивителен.
Просто огромен.
— Постойте! — командует Валентина идущим позади офицерам. — Сначала фотограф.
Стройная женщина, ростом ниже Валентины, брюнетка с короткой стрижкой и наглым взглядом карих глаз, открывает металлический чемоданчик. Внутри — фотокамера «Никон».
Цанцотто прижимается к Валентине и шепчет:
— Мне бы вашу фотографию. Снимок нас с вами я бы никогда не забыл.
Не скрывая отвращения, Валентина отвечает:
— Не сомневаюсь. — Присутствие Франко заставляет ее нервничать и торопиться. — Быстрее, Мария. Давно уже надо было все приготовить.
Ну вот, оскорбила фотографа в лучших чувствах.
К Валентине снова прижимается начальник охраны.
— Когда закончите, позвольте, я отвезу вас домой. Вы мне попозируете, а потом и я вам.
Валентина отмахивается, пытаясь прогнать запах его пропитанного чесноком дыхания.
— Может, вы дадите мне поработать? Или я арестую вас за препятствие следствию.
Франко бросает на нее в ответ сердитый взгляд, но все же отходит. Сука, говорят его глаза. Фригидная полицейская сука.
Валентина подходит к стене мониторов. Сейчас они выключены.
— Что это? Зачем столько экранов?
Цанцотто лишь пожимает плечами.
Валентина смотрит под пультом и втыкает вилки в розетки. Мониторы включаются.
— Их тоже сними, Мария. Целиком всю систему и каждый экран в отдельности.
Валентина отходит от пульта, размышляя: для чего нужна система наблюдения в лодочном сарае? Когда следят за сараем, это понятно. Но когда из него…
Валентина прохаживается по помещению. Вокруг многочисленные мотки веревки, канистры с топливом и складные инструментальные ящики. На одной из стен — крупная доска с прорезями под простые и разводные гаечные ключи. Под ней верстак, на нем — сердце Валентины подпрыгивает — бензопила. Тут же представляются расчлененные трупы из лагуны.
Она разворачивается к одному из офицеров.
— Соберите и пометьте ярлыками все. Особенно бензопилу. И не трогайте зубцы.
Юный офицер принимается выполнять приказ, а Валентина переводит дыхание. Нельзя сейчас перевозбуждаться.
На приколе у сарая стоит немалое количество лодок. Быстроходный катер, который по цене в десять раз превосходит квартиру Валентины. «Чеерс МК1» на солнечных батареях, не лодка — произведение искусства. Резиновая моторка с навесным двигателем, у которого мощи хватит домчать суденышко до Венеры. Деревянная лодка на веслах, предназначенная, скорее всего, для рыбалки.
Такие вот игрушки у богатых и знаменитых. И что-то еще привлекает внимание Валентины — уже в самой лагуне, на воде. Гондола. Черная, блестящая, морской конек, а не лодка. Каждой своей деталью она прекрасна, как и прочие лодки миллиардера, только смотрится среди них непривычно.
Валентина делает знак судмедэксперту:
— Вон с той гондолы, с нее начинайте проверку лодок. Как только Мария покончит со своими чертовыми фотографиями, проверьте гондолу на все: следы крови, волокна, ДНК, волосы, отпечатки пальцев. Осмотрите ее от и до.
Capitolo XLIV
Заплыв по серым водам лагуны нелегок, лодку то и дело подбрасывает на волнах. Она размером чуть больше той, на которой Томмазо каждое утро сбегает от себя и от мрачных мыслей. Ее — бывшую рыбацкую плоскодонку — подарили монастырю пять лет назад.
Брат Маурицио, хоть и урожденный венецианец, плавание переносит плохо; даже на короткой вылазке в город бледнеет, его мутит.
Томмазо до неудобств брата во Христе нет дела. Все его мысли — о табличке, которую захватил аббат. Чувство такое, что вместе с семейной реликвией Томмазо утратил связь и с почившей матерью, и с пропавшей сестрой. Сердце переполняется болью.
Юный монах ведет лодку на север, затем чуть на восток, к неспокойному руслу канала Арсенале, и дальше — прямиком к судовым верфям. Работа на них кипит как никогда бурно: на воде покачиваются две сотни построенных за месяц суден, и небо заслоняет привычный лес мачт.