Заговор призраков

Джеймс рванулся вперед, но Агнесс повисла на его руке, не давая сделать ни шагу. Взгляд ее был прикован к малютке-принцу – вот о ком следует думать в первую очередь. И конечно, она была права.

– У нас гости! – возвестил призрак и неспешно отошел от алтаря – одна ступенька, другая. – Проповедник-полукровка и его прелестная воспитанница, невинная, как роза в теплице. Знаешь ли, ее невинность наводит меня на мысль, что ты не только наполовину человек, но и мужчина тоже наполовину. Другой на твоем месте давно бы полакомился.

– Придержи язык, Дэшвуд.

– Явись сия девственница на полчаса раньше, и племяннику твоему не пришлось бы истекать кровью. – Он кивнул в сторону скрючившегося тела.

Присмотревшись, Джеймс заметил, что племянник еще дышит, но, судя по луже, такой огромной, словно в ней вместилась вся его кровь, жить ему оставалось недолго. Стало быть, добивать его не придется. Умрет одиннадцатый граф от кровопотери – то есть от естественных причин.

Совсем как его отец.

– Я думал, он с тобой заодно.

– Он тоже так думал. Но изменил свое мнение, узнав об участи леди Мелфорд. Он, кажется, ее любил.

Такова их доля, мужчин из рода Линден. Влюбляться не в тех женщин. Приносить горе тем, кого любят. Умирать дурной смертью.

– Чарльз, – позвал он, так и не совладав с жалостью.

Услышав свое имя, племянник зашевелился и попытался привстать. Левый бок насквозь пропитался кровью, из-за чего рубашка казалась маскарадным костюмом, сшитым из двух кусков разноцветной ткани. Запястья мальчишки задрожали, он вновь упал, но тем не менее он был жив. Джеймсу еще не встречался человек, который так цеплялся бы за жизнь. Если бы смерть занесла над ним косу, он схватился бы голыми руками за лезвие и держал, превозмогая боль в рассеченных ладонях, пока не иссякнут силы.

– Чем ты купил его, Дэшвуд? Обещал призвать дух его любимого монарха?

– Верно. Но вышла незадача: дух Красавчика Чарли не был мятущимся, поелику скончался принц в Риме, покойно и в довольстве, разжирев на папских харчах. Он не снизошел до рандеву с нами.

– Поэтому ты сам решил вселиться в тело принца.

– Ты не лишен смекалки, полукровка.

Призрак покачал малыша, который сонно зачмокал и брыкнул толстыми ножками, когда его пяточки коснулась кружевная манжета. Как завороженная, Агнесс следила за взмахами полупрозрачной руки. Вот Дэшвуд заботливо погладил принца по голове, сминая золотой пушок на макушке, как вдруг…

Выхватив свечу из первого попавшегося канделябра, Джеймс поднес ее к пропитанному бренди узлу.

– Еще раз прикоснешься к ребенку, и я тотчас сожгу твои кости!

Дэшвуд расхохотался.

– Я ошибся в тебе, проповедник! – проговорил он, впрочем возвращая дитя в корзину, стоявшую в центре пентаграммы. – Мнилось мне, ты гораздо умнее, однако же охота на гоблинов и прочую амбарную мелюзгу притупила твой разум. Навыки твои проржавели насквозь, точно алебарда, коей крестьяне вскапывают огород. Уже ль ты не догадался до сих пор, что я не из обычных духов?

Он щелкнул пальцами, и деревянные голуби сорвались с ободка крестильной чаши и взметнулись вверх, почти как живые, только вместо хлопанья крыльев слышался скрежет. Сделав круг под потолком, голуби вернулись на место. Призрак растянул толстые губы в улыбке.

– Силу свою черпаю я не из боли и страха или же неисполненных желаний, кои приковывают духов к земле. Мне дано бессмертие иного рода. Вот, гляди!

Джеймс и Агнесс успели отскочить, прежде чем за их спиной обрушился пол. От входа их отделял провал, из которого вырывались языки пламени. Один из них лизнул потолок и осыпался вниз снопом искр. Девушка вскрикнула, отшатываясь. Подол ее юбки вспыхнул бы, не будь ткань мокрой, а так лишь задымился.

– Никакая метель не загасит сие пламя. Ты можешь бросить в него мой прах и тлен, – предложил Дэшвуд. – Мне сие ничуть не повредит. Ну же! Выполняй приказ, отродье фейри.

Узел полетел в пламя и обратился в прах прежде, чем упал в расщелину.

Ловушка захлопнулась, понял Джеймс.

Пора.

– А теперь ты узришь, как войду я в тело принца и останусь в нем навечно. Ты волен провести обряд экзорцизма, и не один, но я все равно не покину сей сосуд. Мы, люди Второй дороги, своего не упустим.

Джеймс подошел к Агнесс и обнял ее за плечи. Девушка вся дрожала – но не от страха. «Когда же?» – вопрошали ее глаза, и Джеймс едва заметно склонил голову. Почти готово. Расслабься. Тем игра и отличается от битвы, что в бой рвутся очертя голову и жадно глотая воздух, потому что каждый вздох может стать последним. Игре же присуща некая… игривость.

– О, Вторая дорога! – усмехнулся он. – По ней ступаешь, как по нежнейшему, благоуханному шелку. Всем-то она хороша, кроме одного – идти по ней приходится в одиночестве.

Призрак вздернул бровь.

– От жара ты повредился в уме и мелешь чепуху. Одиночество? О каком одиночестве речь? Ты был в нашей часовне в Медменхеме. Ты видел, сколько нас собиралось. Мы шли по Второй дороге веселой толпой.

– Да, вас было много, – допустил Джеймс. – Собутыльники, сотрапезники, сообщники в преступлениях. Приятели. Но не друзья.