«Я никогда не перестану любить его, – думала Лавиния, когда Джеймс поцеловал ей на прощание руку. – Никогда не перестану любить его, но страсть к тому, что он может дать мне, сильнее, чем страсть к нему… Это неправильно, это дурно, это гадко. Однако это так. Я умереть готова ради него… Но он должен быть рыцарем-эльфом. Пусть даже не моим рыцарем-эльфом, пусть даже принадлежащим Агнесс… Только не преподобным Линденом, ректором из захудалого прихода. Он снова должен быть собой».
…Он никогда не придет на ее зов, как пришел на зов Агнесс. Она это знала. Не пришел же он спасти ее, когда она выходила за сэра Генри, не пришел ни в одну из тех ночей, когда она рыдала и произносила в темноте его имя. «Джейми, Джейми, Джейми…» Он не пришел и не придет, сколько бы она ни звала. Он сделал свой выбор тогда, раз и навсегда. А она – свой. А потом он выбрал еще раз. Не ее. Другую.
«Наша дружба».
А пусть так.
Главное, что на охоту Агнесс он с собой не возьмет. Эта часть его жизни снова будет принадлежать Лавинии.
Кто-то, кому он может доверить свою жизнь. Кто-то, кто не просто умрет за него, а сумеет прикрыть ему спину. Да, вот об этом надо думать. Прикрыть его спину. Именно этого Джеймс хочет от Лавинии Мелфорд, подруги детства.
Что ж, она сумеет.
2
Лавиния не надеялась, что сможет заснуть этой ночью, слишком взбудоражил ее разговор с Джеймсом и предвкушение завтрашних приключений. Однако она знала, что нужно дать отдых телу и глазам. Приняла ванну, заставила горничную долго и нежно расчесывать волосы и пожалела, что не держит в своем штате турчанку, обученную искусству разминать тело так, что после чувствуешь себя заново родившейся… У одного из друзей Генри в итальянском поместье жила такая турчанка, и Лавиния многократно пользовалась ее услугами. Сейчас же ей пришлось обойтись тем скромным удовольствием, которое дарует щетка, скользящая по волосам. Потом она распорядилась, чтобы ее разбудили в половине шестого и на завтрак подали холодное мясо, булочки, масло и целый кофейник крепкого кофе. Предупредила, что если горничная не исполнит распоряжение или припозднится, ее вышвырнут без рекомендательных писем. Запугав девушку как следует, ибо требование разбудить госпожу пораньше было для нее в новинку, Лавиния погасила газовый рожок и легла.
Проспала она недолго, но крепко. Почти насильно заставила себя съесть все, что заказала. Надела черную амазонку, пожалев, что никак не было времени сшить алую. Ведь на это намекал Джеймс: что она скоро сможет отправиться на охоту! К следующей охоте у нее будет алая амазонка. Ткань уже куплена и избавлена от унылой участи стать домашним платьем.
Заряженный кольт, запасные патроны в кожаной сумочке, закрепленной на широком кожаном ремне. Открывается одним щелчком, легко достать новые патроны. Пряча кольт в глубокий карман, специально для этого вшитый в юбку, Лавиния чувствовала себя так празднично, как бывало в детстве, когда они с братом выходили искать первые крокусы – желтые, как пирожки с шафраном, которые выпекали к четвертому воскресенью поста. Но то, что ожидало ее сегодня, было лучше всех пасхальных и рождественских подарков, это было живое чудо… Но не такое невероятное, как возвращение Джейми Линдена!
Он прибыл в семь, с последним ударом часов, как и обещал. Бартоломью уже подготовил для них фаэтон, запряг белоснежную кобылку и прошелся по ее бокам скребком. Лавинии непривычно было садиться на место пассажира, обычно она сама правила лошадьми, но ради Джеймса поступилась правилами. Она куталась в плащ, но все равно не могла унять дрожь.
– Ты что-нибудь знаешь о Клубе Адского Пламени? Вернее, о клубах, их было несколько, – спросил Джеймс, едва они отъехали от дома.
– Немного. Мой покойный супруг однажды проговорился, что был членом Клуба Дилетантов. И сокрушался, что по какой-то причине его не приняли в Клуб Диван. Впрочем, как я понимаю, Клуб Адского Пламени отличался тем, что вступавшие в него распутники занимались еще и чернокнижием, тогда как распутники из прочих клубов предавались только разврату, а в остальном блюли себя.
– В основных чертах верно. Но я все-таки хотел бы кое-что тебе рассказать, чтобы ты понимала, куда мы едем и что нас там может ждать. Не знаю, смогу ли я поведать об этом так, чтобы не ввергнуть тебя в пучину тоски… Проповеди никогда не были моей сильной стороной.
Лавиния не сдержала смешок.
– А мне казалось, что ты делаешь это нарочно. Сочиняешь скучные проповеди, чтобы помучить деревенских святош. Разве нет?
Джеймс тоже усмехнулся и подстегнул лошадей: