Заговор призраков

Жаль, что из памяти призраков изгнать труднее, чем из дома. Даже если сэр Генри перестал прикасаться к жене своими узловатыми пальцами, ее воспоминания все равно наполнены им, как рана гноем. А у Агнесс память одержима другим духом, он приходит во сне и наставляет на нее пистолет, приказывая занять место у позорного столба.

Леди Мелфорд отошла от лестницы и присела на скамейке, которую, словно личный смотритель, сторожил рыцарь в доспехах.

– Мне бы твой дар, девочка, я перевернула бы мир вверх тормашками. Или хотя бы стала счастливой и свободной и делала бы, что захотела. Ты же ставишь свечу под сосуд. Смотришь на мир в дверную щелку, боишься сделать шажок за порог. Ты ясновидящая – ну так посмотри же вокруг ясным взором и живи! Просто живи. И не мешай Джеймсу жить в соответствии с его природой. Этим летом я почти содрала с него белый шарф, но ты удержала его от того, чтобы окончательно вступить на Третью дорогу. Зачем?

– Третья дорога страшна.

– Но неужели тебя не пленяет ее ужас?

Волосы, по которым она проходилась черепаховым гребнем, встают дыбом на загривке, зубы, которые помогала чистить мягкой тряпицей, впиваются в руку мужчине и начинают рвать его плоть. А со всех сторон уже плывут другие селки…

– Нет.

– Тогда я сочувствую тебе, потому что ты его потеряешь. – Лавиния посмотрела на нее с непритворной жалостью. – Видела бы ты, как он водил меня по Медменхему и показывал сокрытое. Он выглядел куда счастливее, чем в любое воскресенье.

– Вы не должны больше видеться с ним! – вспыхнула Агнесс. – Оставьте его в покое!

– Да ты, я вижу, ревнуешь.

– Нет, я… – смешалась Агнесс, и ее смущение позабавило миледи.

– Еще как ревнуешь, – удовлетворенно отметила она. – Неужели у тебя получилось полюбить Джеймса в человеческом обличье? Преподобного ректора, а не рыцаря-эльфа?

– Как человек он тоже хорош, – проговорила девушка чуть слышно.

– А у меня вот не получилось, – подумав, сказала леди Мелфорд. – Даже не знаю, что это говорит о нас обеих. И о нем.

Агнесс не могла определить, что же задевало ее больше: когда Лавиния смотрела на нее, как многоопытная дама на дебютантку в кисее, или когда пыталась разговаривать с ней доверительно, как с подругой. И так, и так делалось тошно, потому что речи ее фальшивы насквозь. Им с Лавинией было что делить, и обе об этом знали. Так зачем любезничать? Зазеваешься, и к виску приставят дуло пистолета.

– Хватит, не хочу я больше вас слушать! Уходите прочь из моего дома!

– Это мой дом, – послышалось у нее за спиной.

Опять кузену удалось подкрасться к ней неслышно.

– Мой, – повторил Чарльз, утирая пот со лба, – и все, кто здесь находится, должны выполнять мои приказания. До тех пор хотя бы, пока дядя Джеймс не придет в себя.

Поскорее бы Джеймс очнулся, подумала Агнесс, потому что надолго ее не хватит. Если игра «я лорд в своем замке» затянется, она погнет кочергу о чью-то русую голову.

– И каковы же будут приказания вашей милости? – недобро прищурившись, прошипела она.

– Начнем с того, что ты сменишь тон, – одернул ее кузен. – Неужели в пансионе тебя не научили, как разговаривать с дамами, занимающими положение выше тебя? Вспомни уроки этикета и прекрати меня позорить.

Чарльз мрачно поклонился леди Мелфорд, чьи губы искривила усмешка. Суровый тон Чарльза не вязался с его мальчишеским румянцем и взлохмаченными вихрами.

– Прошу прощения, леди Мелфорд, за то, что моя кузина повысила на вас голос. Да она и сама сейчас попросит. Агнесс, извинись.

Девушка задохнулась от обиды. Впервые она разглядела в кузене не мальчишку, что набивает рот сластями и вещает об Итоне, и не нахального юнца, который горазд хорохориться перед приказчиками, а настоящего лорда, готового отстаивать интересы своего класса.

В запальчивости она готова была наговорить в десять раз больше дерзостей, но осеклась и взглянула на себя со стороны. Неприглядная вырисовывалась картина. Дерзкая девчонка, подбоченившись, оскорбляет леди. Волосы растрепаны, на щеках алые пятна. Так ведут себя торговки рыбой, которых обсчитали на два пенса, а вовсе не благовоспитанные барышни. Будь рядом Джеймс, он, наверное, и не так бы ее отчитал.

– Мне не следовало кричать на вас, миледи, – потупилась Агнесс. – Простите, я забылась.

Лавиния склонила голову, принимая извинения, а может, тоже смущаясь.

– А мне не следовало тебя подначивать. Я тоже повела себя неподобающе и раскаиваюсь в этом. А теперь могу я увидеть мистера Линдена?

– Нет, – отрезал Чарльз.

Это слово так и вертелось у нее на языке, но ее опередили. В замешательстве Агнесс посмотрела на кузена, и тот ответил ей ободряющим кивком.

– Пока дядя Джеймс не в состоянии опекать Агнесс, заботиться о ней буду я. Очевидно, что ваше присутствие ей неприятно, леди Мелфорд, поэтому я прошу вас оставить нас. Ради нее.

На какой-то миг Агнесс показалось, что Лавиния по старой памяти влепит мальчишке затрещину, уж очень заострились ее черты, обычно такие плавные, словно их выточил из мрамора Канова. Рот сжался в белую полоску, глаза метали молнии. Но вместо того, чтобы замахнуться, она сказала: