Несмотря на это, сказал Гальдер, он попытается добиться от Браухича принятия хотя бы некоторых решений из тех, что ожидает от него Вицлебен. Однако более всего Гальдера волновал вопрос о том, что произойдет «после», если предположить, что переворот удастся успешно осуществить. Говоря об этом, он имел в виду не возможные мелкие стычки внутри вермахта, а проблемы, связанные с гражданской частью государственного аппарата. Для того чтобы заручиться определенной поддержкой внутри его, необходимо было ввести в курс дела чрезмерное количество людей; таким образом, узкий круг посвященных в планы заговора пришлось бы расширять до бесконечности. В целом по результатам беседы с Гальдером у Мюллера сложилось впечатление, что Вицлебен настроен слишком оптимистично, что успехи на самом деле весьма скромные, а многие важные вопросы остаются по–прежнему нерешенными. Мюллер не мог, конечно, себе представить, что общается с человеком, который, будучи ранее настроенным на решительные действия, сознательно или бессознательно, все более и более сворачивал разработанные планы и приготовления, высшей точкой которых было 4 ноября 1939 года, когда все было готово к началу их реализации. Мюллер не почувствовал даже и намека, о котором мог бы сообщить Вицлебену, что именно Гальдер предполагал использовать в качестве «ударной группировки» в ходе переворота несколько танковых дивизий, что соответствовало планам самого Вицлебена. Гальдер также не только ничего не сделал, чтобы сохранить и усилить эту группировку, но и позволил ее рассредоточить и рассеять. Если бы танковые дивизии на Эльбе были по–прежнему в его распоряжении, он наверняка сказал бы об этом Мюллеру, а не стал бы ссылаться на то, что в этих вопросах нельзя ничего сделать без приказа Браухича. Из свидетельств Мюллера, таким образом, можно сделать вывод о том, что эти две дивизии между 5 и 9 ноября 1939 года были направлены на Западный фронт и что начальника штаба сухопутных сил явно подвела память, когда после войны он утверждал, что держал эти дивизии наготове до конца 1939 года[153]
.Таким образом, можно сделать вывод о том, что после 5 ноября 1939 года Гальдер полностью отказался от того, чтобы вновь рассматривать в ближайшее время планы осуществления переворота.
После встречи с Гальдером Мюллер побеседовал со Штюльпнагелем, и эта беседа произвела на него значительно более благоприятное впечатление, чем предыдущая: Штюльпнагель был настроен явно более оптимистично и решительно, чем Гальдер; он также заявил о готовности посетить Вицлебена в течение ближайших дней. Вернувшись 11 ноября во Франкфурт, Мюллер обо всем доложил Вицлебену, который был явно разочарован и удручен рассказом о беседе с Гальдером. Решив ничего не предпринимать до встречи со Штюльпнагелем, Вицлебен в то же время счел целесообразным попросить Мюллера связаться с подполковником фон Тресковом и попытаться убедить его поработать в плане содействия предотвращению наступления со своим дядей, который был не кем иным, как командующим группой армий «Б» фон Боком, а также передать предложение Вицлебена о встрече с ним[154]
.13 ноября Штюльпнагель действительно позвонил Вицлебену во Франкфурт и подчеркнул, что является убежденным сторонником решительных действий, которые следует предпринять как можно скорее. Несмотря на постоянные переносы сроков наступления, когда–то это должно было завершиться и установлен, наконец, последний срок. Никто не может точно сказать, когда это произойдет: этого можно ждать в любой момент. В отличие от Гальдера, пессимистически настроенного по отношению к гражданской части госаппарата[155]
, Штюльпнагель считал, что среди гражданских лиц вполне достаточно подходящих людей для того, чтобы сформировать устойчивое новое правительство и обеспечить эффективное управление. Штюльпнагель попросил Мюллера выявлять среди командиров дивизий и полков надежных людей, на которых оппозиция могла бы положиться.