Заговор против Ниховьева

Рубинян был почти у двери. Все еще направляя на меня пистолет, он повернулся боком к двери. Рука Анны с силой ударила по ней. Она нанесла Рубиниану удар карате по шее, который отбросил его вперед. Пистолет выпал из его руки. Я хотел выстрелить в него в тот самый момент, но у меня не было и полсекунды. Я бросился через дверь кабины.

Позади пилота стоял невысокий темноволосый мужчина. Он быстро повернулся, когда я вошел, и я увидел почти мгновенную вспышку понимания на его лице. Его руки с отчаянной силой сжали концы удавки. Пилот издал сдавленный крик. Я выстрелил темнокожему в голову, но он упал навзничь, все еще душа пилота, который уже начал терять контроль над своими приборами. Самолет резко вильнул влево, а затем начал пикировать. Из пассажирского салона послышались испуганные крики. Я споткнулся и скинул удавку с шеи пилота, откинув на плечо мертвую фигуру его убийцы.

"Вставай!" - Я отчаянно закричал в ухо пилоту. — Ради бога, подтянись! Мы падаем.

Так оно и было. В любое время и сейчас. Я уже мог видеть лица людей внизу под нами на взлетно-посадочной полосе аэропорта. Они бежали в ужасе.

Затем с бесконечной инерцией рука пилота сжала штурвал. И спустя вечность нос самолета начал подниматься. Пилот ускорился, и мы набрали достаточную высоту, чтобы избежать катастрофы.

На мгновение я просто стоял, чтобы прийти в себя. Я сделал еще несколько глубоких вдохов и затем спросил пилота. - 'У тебя все нормально? Вы можете безопасно посадить нас?

Он медленно кивнул, сглотнув с явной болью. «Мне нужно поговорить с диспетчерской вышкой, чтобы узнать правильный заход на посадку и взлетно-посадочную полосу», — сказал он хриплым голосом. — Но мы будем на земле через несколько минут. Они уже знают, что это чрезвычайная ситуация, из-за неустойчивой манеры полета.

Я похлопал его по плечу. — Мой дорогой друг, — сказал я. Я вышел из кабины, намеренно не глядя на задушенный труп второго офицера, лежавший на полу перед вторым сиденьем.

Тогда я выругался...

Передо мной стюардесса вместе с крайне смущенной Анной закрывали дверь салона, которая, по-видимому, была открыта. А Арзоне Рубинян ушел.

Анна подошла ко мне, как школьница, пойманная на списывании на экзамене по геометрии .

— Картер, — сказала она. «Я была глупа. Действительно как безголовый гусь. Мне так стыдно. Я хотела бы съесть червей и умереть.

— Не обращай внимания на этих червей, — сказал я. 'Что случилось?'

Она вздохнула. «Я вижу человека, который направляет на тебя пистолет. Я вижу, ты направляешь на него пистолет. Я делаю прием каратэ сзади.

— Я видел эту часть. Но что произошло после того, как я вошел в кабину?

Она снова вздохнула.

«Человек падает. Я хватаю его и поворачиваю, чтобы посмотреть на него, чтобы я могла ударить его в нос или куда-нибудь еще, или убить его. Задушить и сломать несколько ребер. Но потом... я вижу его лицо. Это лицо - хуже, чем у моего отца, когда он с похмелья. Я так удивлена, я просто смотрю на него! Затем он наносит мне удар карате и...

— Хорошо, — сказал я. — Я могу догадаться об остальном. Ну, может быть, его подберут на земле.

— Я так не думаю, — сказала Анна. «В то время мы еще не летели над аэропортом. Думаю, он быстро выбрал заячью тропу.

— Ну, я все равно пошлю за ним собак.

Я вернулся в кабину и, используя рацию пилота, попросил диспетчерскую вышку предупредить полицию, чтобы она выследила Арзона Рубиняна. С его лицом, которое я подробно описал, он точно не мог слиться с толпой.

Через пять минут мы благополучно приземлились, и из машины высадилась толпа измученных, испытавших облегчение, а иногда и почти истеричных пассажиров. Также выгрузили - горизонтально на носилках - восемь трупов.

«Это одно из самых кровавых дел, в которых я участвовал за последнее время», — мрачно размышлял я, пока мы с Анной — изображая из себя смелых участников, взявших дело в свои руки, — рассказывали английской полиции подвергнутую цензуре версию событий.

Полиции потребовалось почти два часа, все еще подозрительно относящаяся ко всему этому делу, но впечатленная похвалой, осыпанной нам бортпроводником и пилотом, чтобы разрешить Анне и мне уйти. Было около полуночи по лондонскому времени, и внезапно меня охватила усталость. К тому времени, когда мы добрались до нашего отеля — рядом со Стрэндом, небольшого, но роскошного , — мне не хотелось ничего, кроме нескольких часов сна. У Анны были другие идеи.

— Ник, — сказала она. «Мне так стыдно, что я позволила этому человеку сбежать. Я хочу исправить это. Я хочу сделать тебе подарок.

— Спать, — пробормотал я, падая на кровать. «Это единственный подарок, который я хочу от кого-либо. Всего пять или шесть часов глубокого, крепкого сна.

— Нет, — сказала она. 'Еще нет. спать будем позже. Теперь я дарю тебе подарок. Прекрасный подарок. Очень хорошо для нервов. Во-первых, вы должны сказать, в этом отеле есть, как вы это называете, обслуживание номеров? Я голодна.'

— Да, — пробормотал я. «Обслуживание номеров двадцать четыре часа в сутки. Просто возьми трубку и спроси. Я... я...

И я заснул. Но не надолго. А когда я проснулась, ну..."