Заговор против России

Пролистав пол книги, я понял, что автор был свидетелем разграбления Багдада ордами монголов во времена Шамра, когда наступление ислама на Европу грозило глобальным нарушением Баланса и халдейские жрецы отдали приказ своему брату Азамару остановить продвижение зеленого знамени Пророка на Запад. Азамар исполнил волю старших жрецов, и монгольская степь надолго стала кармическим узлом, сдерживающим и тормозящим развитие азиатских и европейских псиполей. А когда потомки Азамара выполнили до конца его миссию, могущественная империя монголов развалилась так же внезапно, как и появилась. Некоторые фразы повествования наводили на мысль, что автор, человек фанатично верящий в Аллаха, тем не менее подспудно чувствовал, что события, свидетелем которых он стал, направлялись конкретными людьми. И считая всех людей орудием в руках Аллаха, он не мог понять, почему Всемогущий руками этих людей воздвиг непреодолимое препятствие продвижению правоверных на Запад.

В конце книги Абу Мансур описал интересный эпизод, который произошел, когда «неверные» грабили дворец халифа. В разгар грабежа во дворце появился некто Хызр, дервиш, одетый в лохмотья. Одним движением руки он остановил грабеж и заставил монгольских воинов низко склониться перед ним. А когда темник, руководивший штурмом, приказал выложить перед дервишем сокровища, захваченные монголами, Хызр, не взглянув на груду золота, прошел в библиотеку, открыл тайник, расположенный в стене, достал какую–то толстую книгу и, завернув ее в свой плащ, удалился.

Увлекшись чтением, я совсем забыл о том, что в моем распоряжении было всего тридцать минут. Закончив изучение книги, я посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти одиннадцать. Наскоро простившись с Джумой, я опрометью кинулся к своему дому. Автобуса возле подъезда не было. Я поднялся в квартиру, где служанка, нанятая мной за счет Минобороны, уже прибирала комнаты.

— За тобой заезжали офицеры, сэди, — сказала она, отжимая тряпку, которой протирала мебель.

— Давно уехали?

— Минуты три назад.

Я на мгновение задумался, а затем подошел к телефону и набрал номер Дануна. Телефон молчал. Моя развалюха стояла под окном, но была неисправна. Придется добираться на такси. Я вышел на улицу и помахал рукой старенькой «Тойоте», на которой было написано слово «такси».

Через пятнадцать минут мы уже выехали из Багдада и мчались по шоссе в направлении Таджи. Километрах в двадцати от города мы уткнулись в огромную пробку, из центра которой валил густой черный дым. Место происшествия было окружено «красными беретами», что несколько удивило меня, поскольку дорожными происшествиями занималась полиция. Самые нетерпеливые водители съезжали с шоссе и огибали пробку по песку. Мой таксист, не задумываясь, съехал на грунт и поехал за огромным грузовым «Мерседесом». Пыль стояла столбом. Я поднял стекло и, когда мы поравнялись с местом аварии, попытался разглядеть, что там произошло. Но из–за дыма и пыли мне это не удалось сделать.

— Алла, — покачал головой таксист. — Начало новой жизни.

Отпустив такси возле контрольно–пропускного пункта, я прошел на территорию лагеря. Репродукторы, размещенные на столбах по всей территории лагеря, ревели, изрыгая в атмосферу арабскую музыку, под которую довольно успешно маршировали солдаты. Я пошел по эвкалиптовой аллее в направлении штаба.

У самого входа я столкнулся с ординарцем Дануна. Солдат застыл на месте и с изумлением уставился на меня.

— Мархаба, Юсуф! — я похлопал его по плечу, что означало полное благоволение офицера к низшему чину. Я относился к нему с уважением, поскольку солдатом он был только до двух часов пополудни, а затем становился поэтом. Его стихи (он дарил мне свои книги) были полны романтики и восточной философии. — Бригадир Данун у себя?

— Да, сэди, — промямлил он.

Еще раз хлопнув его по плечу, я прошел в кабинет Дануна. Бригадир сидел за столом и что–то сосредоточенно писал. Когда я появился в кабинете и, как полагалось, поприветствовал его, он поднял голову и уставился на меня тем же взглядом, что и его ординарец. Так смотрят сыновья богатых родителей, узнав от нотариуса, что покойный батюшка завещал все свое состояние молодой любовнице, а им передал свое родительское благословение. Жестом указав мне на кресло, он еще минуты три сидел не шевелясь, глубокомысленно изучая мою переносицу. Я также сидел, не шелохнувшись, памятуя о том, что терпение не только добродетель, но и обязательное качество жреца.

Наконец, он встал, прошелся по кабинету, просвистел какой–то европейский мотив, а затем, резко повернувшись ко мне, спросил:

— У тебя на теле есть какие–нибудь знаки? Родимые пятна?

— Есть, — ответил я в некотором недоумении.

— Покажи.

Я обнажил плечо, на котором было довольно крупное родимое пятно, появившееся у меня лет в десять. Данун глубокомысленно поизучал пятно и даже потрогал его пальцем.

— Давно оно у тебя?

— С детства, — сказал я, начиная кое о чем догадываться.